Вечером в честь победителей на деревянном пирсе у берега озера была устроена дискотека, и я впервые решился пригласить ее на медленный танец. Как правильно это делать и как танцевать в паре, не мешая друг другу, мы познавали здесь и сейчас, по крайней мере, лично я, ведь смотреть на взрослых – это одно, а как выполнить самому – совершенно другое, непонятное, неизведанное. «Оркестр Поля Мориа» рвал сердце на части популярной мелодией «Speak Softly Love», уши горели пунцовым закатом, вспотевшие руки ощущали её легкие покачивания в такт музыки, а мои ноги то и дело пытались бесконтрольно деревенеть и запинаться за Светкины босоножки. Музыка прозвучала, как один миг, но этот миг показался мне вечностью. После отбоя совсем не спалось, в голове в тысячный раз прокручивалась всё та же мелодия, те же ощущения. Ну а раз сон «не шёл», мы решили поболтать. Через десять минут в палате из десяти человек шёл нешуточный бой с бомбометанием в виде перьевых подушек, и воплями, как будто включилось сто «воздушных тревог» одновременно. Бой закончился в одну секунду, когда включился в палате свет и на пороге оказался старший физрук лагеря «Коля-Ваня». Вообще-то его звали Николаем Ивановичем, но, так уж повелось, не первый год он работал в этом лагере, и за ним «приклеилась» стойкая кличка «Коля-Ваня». Все побаивались его острого орлиного взгляда, шевелящихся, как казалось от злости, усов и обходить старались сторонкой. Двое бомбометателей так и застыли в замахивающихся позах, стоя на кроватях, как будто встретились взглядами с «Медузой Горгоной». Он пошевелил усами, как змеями этого мифического создания, и обратился к нам с пламенной речью:
– Не спится, бродяги? – выкрикнул он со злобной улыбкой и подозрительной искоркой в глазах взглянул на меня, – Выходить всем и строиться у дачи…
Мы как кролики перед удавом, медленно поднялись с постелей и тысячи «мурашек» табуном проскакали по спинам обреченных. Ни чего не оставалось, как подчиниться. И вот, десять представителей третьего отряда с заложенными за голову руками, вприсядку «нарезают» десять кругов вокруг дачи. Последний оборот, давался особенно тяжело, но мы достойно прошли эти круги через заросли огромных корней близ растущих сосен, и если бы в лагере устроили соревнования по ходьбе «гуськом», то мы всё равно заняли бы первое место. Повторный отбой. Но спать так и не захотелось, а наоборот, свежий вечерний воздух, крики сверчков и физическая нагрузка совсем выместили последние зачатки сна. Лежал, упершись взглядом в темноту, ворочаясь с боку на бок, и думал о ней. Заснул только под утро, предвкушая приближающуюся походную романтику.
Проснувшись утром за минуту до подъёма, я услышал равномерное постукивание дождя по крыше дачи и небо, принявшее серый, скорбный вид. За окном появились огромные лужи и каждая капля, упав на их поверхность, образовывала пузырь. От деда я слышал про примету о том, что если появляются эти пузыри, то дождь будет затяжным. Такое стечение обстоятельств не входило в мои личные и в отрядные планы, потому что на лагерной доске объявлений висел плакат с расписанием мероприятий на каждый день смены. Через два дня самый спортивный отряд, а это были естественно мы, должен был, получив походный инвентарь и продукты, выдвинуться в западном направлении вдоль береговой линии Тургояка в поход. Настроение было испорчено надолго и не только у меня одного. Девчонки, чуть не плача выходили на веранду кучками и, глядя на небо, бормотали «мультяшные заклинания типа: крибле – крабле – бумс», пытаясь тем самым умилостивить духов озера и разогнать низко нависшие тучи, больше напоминающие грязно-серый туман, зацепившийся за макушки окрестных гор и затянувший всё небо. Я, прогуливаясь по кромке берега озера на территории лагеря, глядя на накатывающиеся волны с белыми барашками пены и многомиллионными мелкими кружками на воде от дождевых капель, тоже пытался своим небогатым двенадцатилетним опытом сформировать «посыл», с просьбой о прекращении дождя и выходе солнца из-за туч. Но как точно это сделать и кому отправить – не знал и всё делал по наитию, как получится. «Посыл» попытался передать Духам озера, о которых слышал лагерные страшилки перед отбоем. Верхняя одежда уже промокла и струйки дождевой воды стекали между волосами за шиворот. В надежде на милость неба я двинулся к столовой. Погрузившись в личные переживания, я совсем забыл про завтрак, который был уже в самом разгаре. Самое удивительное произошло дальше. Ветер понемногу стих, оставив на воде только мелкую рябь, тучи стали приобретать рваные очертания, а когда я с отрядом вышел из столовой – над головой появился клочок голубого неба, как глоток надежды.