Глаза Гхэ сузились.
- Что ты знаешь о ней? - резко спросил он у существа.
- Ах, так это не ты, не Хизи, - фыркнула голова. - Ты и вовсе не царской крови, хоть и похож. Как тебе удалось убить Ну?
- Я съел его, мне кажется.
- Не его, а ее, - сварливо поправило существо.
- Ее, - повторил Гхэ. - Скажи мне, где я?
- Надо же, - протянуло существо, плавая - а может быть, прохаживаясь, - туда и сюда вдоль решетки. - Как много здесь в последнее время посетителей.
- Ответь мне, - приказал Гхэ.
- Так много посетителей является через заднюю дверь, а вовсе не по лестнице.
- Лестнице? - нахмурился Гхэ. Он помнил лестницу, помнил, как он сам вместе с другими - давным-давно - нес вниз по лестнице кого-то, нес в темное место. - Лестнице Тьмы? Мы под Лестницей Тьмы?
- Здесь покои Благословенных, - хихикнуло существо. - Разве ты не чувствуешь на себе благословения?
- Но ведь я же не спустился по лестнице?
- Ты свалился сюда из трубы, той самой, по которой когда-то проползла Хизи. Мы думали, что ты мертв, - все, кроме Ну. Наверное, она вообразила, что ты ее ребенок или еще что-то столь же глупое. - Существо рассмеялось. Ну а теперь, похоже, она уже ничего не думает. Счастливица Ну, а?
Гхэ почувствовал, как его раздражение растет. Однако он постарался сдержать свой гнев, взять себя в руки, как делал всегда.
- Давно? Давно это случилось?
Голова неожиданно забулькала - звук был пародией на человеческий смех. Это продолжалось долго, и Гхэ стискивал подлокотники трона все сильнее и сильнее. Когда наконец существо стало слабо всхлипывать - то ли от смеха, то ли от горя, - он повторил вопрос.
- Мне так жаль, - ответило существо, - боюсь, я не уследил за восходами и заходами солнца, фазами луны там наверху. Легкомысленно с моей стороны, не правда ли?
- Много времени прошло? Или мало?
- Все время - долгое, - ответило существо и скрылось под водой.
Гхэ сидел на алебастровом троне, собираясь с мыслями и следя за далекими передвижениями существ. Это были, конечно, Благословенные, то, чем стала бы Хизи: существа, настолько полные силой Реки, что делались уродливыми, непохожими на людей. Жрецы своими обрядами удерживали их здесь, где их сила превращалась в ничто самой сущностью Реки. Вода в зале почти не казалась влажной; шенэд, "дымная вода", являла собой могучую усыпляющую, погружающую в бездействие субстанцию.
"Почему я жив?" - эта мысль расцвела как черная роза: все время рядом, никогда полностью не раскрывающаяся Гхэ размышлял, видел сны, вспоминал долго, целую вечность; но у истоков всех мыслей и воспоминаний был удар, снова и снова отделяющий его голову от тела, сверхъестественное видение, представшее перед Гхэ, когда голова его упала в грязь, а ноги подкосились, - радужный фонтан, ударивший ввысь. А теперь он оказался здесь, с Благословенными. Был ли он пленником, как и они?
Гхэ сделал глубокий вдох, собрался с силами, коснулся пальцами горла и осторожно провел рукой от уха вниз. Да, вот оно: выпуклое кольцо плоти. Гхэ ощупал его - шрам, ожерелье, полностью обвивающее шею.
- Что это значит? - спросил он вслух, ни к кому не обращаясь. Но через мгновение он кивнул, ответив сам себе: - Я знаю, что это значит: бог-Река воссоздал меня, собрал мои части воедино, чтобы я мог найти его дитя и вернуть ему. - Он вытянул перед собой руки, удивляясь ощущению собственной кожи. - Не мертвая, - прошептал он. - Но и не совсем живая, можно быть уверенным. Не совсем живая. - Он вспомнил свой голод, подобный тоске огня по топливу, и ощутил легкий озноб страха. - Хотел бы я знать больше. - Но хотелось ему не только этого: увидеть кого-нибудь, доказать себе, что он действительно жив, а не бродит по унылому потустороннему миру. Гхэ хотелось понять, почему дверь к определенным воспоминаниям открывается так легко, а другие залы его памяти чисто выметены или залиты ледяной бездонной водой.
Казалось, кто-то был в его жизни: перед ним возник образ старой женщины, темнокожей, склонившейся над расстеленной на земле тряпкой и бросающей кости. Но больше он не помнил ничего - ни имени, ни места, ничего. Его мать? Нет, такое предположение почему-то казалось неправильным.
Кого он знал на самом деле? Гхэ вспомнил нескольких жрецов, но даже в своем теперешнем состоянии видеть их ему не хотелось. Нет, отчетливо он помнил только Хизи, - о ней он помнил все: ее друзей, великана Тзэма и старика Гана из библиотеки, этого напыщенного идиота Веза, который пытался за Хизи ухаживать.
Что ж, Хизи нет в Ноле; именно поэтому он теперь жив. Тзэм, наверное, погиб: Гхэ помнил, как ударил его мечом. Но ведь и того белокожего демона со странным мечом он тоже ударил, а тот вовсе не умер. Если Тзэм не погиб, значит, он бежал вместе с Хизи. Ган же...
Гхэ стал размышлять о Гане, библиотекаре. Старик помог Хизи бежать Гхэ следил за ним и догадался о его планах. Но сам Ган не собирался покидать Нол. К тому же Гхэ не сообщал жрецам о старике, он откладывал это до более подходящего момента, хотел сам сообщить о нем верховному жрецу, чтобы какой-нибудь честолюбивый священнослужитель не присвоил заслугу раскрытия предательства. Значит, жрецы могли не узнать о Гане и не замучить его до смерти.
Это радовало Гхэ по нескольким причинам. Он смутно припоминал, что старик вызвал его восхищение своей готовностью помочь девочке. Он даже подумал, что вовсе не станет на него доносить...
Гхэ вернул свои мысли к заботам настоящего. Ган может по-прежнему спокойно пребывать в своей библиотеке. И Ган знал его лишь как Йэна, молодого инженера, робко ухаживавшего за Хизи. Если он явится в библиотеку как Йэн, Ган может снизойти до разговора с ним.
"Он обязательно должен со мной поговорить", - подумал Гхэ, опять ощупывая свой шрам и удивляясь тому, что больше не испытывает отвращения.
Да, он может снова стать Йэном, разве нет?
Конечно, сначала нужно выбраться из подземелий дворца, а единственный известный ему путь наружу - Лестница Тьмы. Гхэ не был еще готов к риску столкнуться с ее стражами - кто знает, какое действие окажут на него горящие метлы? Но существо, с которым он разговаривал, намекнуло, что есть и другие пути - по крайней мере один, который нашла сама Хизи. Гхэ улыбнулся этой мысли. Его преклонение перед Хизи продолжало расти. Что за глупец он был, когда пытался ее убить! Она одна стоила всех жрецов и аристократии в придачу. Он представил себе еще раз сладость ее губ, теплое и запретное прикосновение.