– Они могли бы достичь этой цели, попросту убив тебя, – предостерег Нгангата.
– Верно, и как раз поэтому я не боюсь Чернобога: возможностей убить меня у него было предостаточно, и он ими не воспользовался. Почему? В каком-нибудь новом поколении бог-Река может породить кого-то подобного мне, может быть, кого-то, более покорного его воле. До тех пор, пока существует Река, существует и угроза.
– И все же никогда не следует полностью доверять Чернобогу, – пожал плечами Нгангата.
– Как и любому богу! И любому человеку тоже! – бросила Хизи. В этот момент к ней подъехал Ю-Хан.
– Удели мне минуту внимания, пожалуйста, – обратился он к Хизи.
– Конечно. – Хизи удивил напряженный голос и формальное обращение молодого человека.
– Я пытался отговорить Братца Коня от этой поездки, – сказал Ю-Хан. – Он стар, и я за него боюсь.
– Я тоже пыталась уговорить его вернуться, – ответила Хизи.
– Я знаю и благодарен тебе за это.
Хизи пристально взглянула на молодого менга. Со времени гибели Предсказателя Дождя Ю-Хан, и всегда-то хмурый, почти не разговаривал ни с кем, кроме Братца Коня.
– Если ты хочешь, чтобы я поговорила с ним еще раз…
– Я уже сделал это, спасибо. Он останется с тобой, а потому останусь и я.
– Твой дядя много для тебя значит.
Ю-Хан посмотрел Хизи в глаза – чего менги делать избегали, если только не хотели оскорбить; такой взгляд мог означать также высшую степень откровенности.
– Я зову его дядей, – очень тихо сказал он, – потому что он так никогда и не женился на моей матери и не дал мне права называть его отцом. Тем не менее он меня зачал. И когда моя мать умерла, а ее клан не пожелал заботиться о сироте, Братец Конь принял меня в свою семью. Немногие бы так поступили: обычно принято позволять клану матери разделаться с ребенком, как он сочтет нужным.
– Разделаться?
– По обычаю нежеланного ребенка оставляют в пустыне на милость богов. – Ю-Хан наконец отвел глаза, сообщив Хизи все, что хотел.
Девочка оглянулась на Нгангату и Тзэма в поисках поддержки; полуальва рассеянно кивнул, а Тзэм растерянно смотрел на менга, по-видимому, не все поняв из его слов. Никто из них не мог помочь Хизи решить, как следует ответить на сообщение Ю-Хана.
– Почему ты говоришь мне об этом сейчас? – наконец спросила она.
– На тот случай, если дядя… – Ю-Хан помолчал и начал снова: – Чтобы, если Братец Конь и я оба погибнем, ты знала, какие петь песнопения нашим духам. После смерти обо мне можно будет говорить как о его сыне. – Он лукаво улыбнулся. – Пойми, я этого не требую. Мой меч и так принадлежит тебе, потому что Братец Конь – твой союзник. Я просто прошу тебя.
– Мне больше хотелось бы обещать тебе, что вы с Братцем Конем не погибнете, – ответила Хизи.
– Не обещай того, что не в твоих силах выполнить, – предостерег ее Ю-Хан. – Это было бы оскорблением.
– Я ничем не оскорблю тебя, родич, – заверила его Хизи. – Если вы оба погибнете, я сделаю, как ты просишь, – конечно, если сама останусь в живых.
– Я обещаю тебе это тоже, – добавил Нгангата.
– Благодарю вас. Это хорошо. – Явно удовлетворенный, Ю-Хан придержал коня и снова присоединился к Братцу Коню.
Вскоре тропа опять повернула вверх по склону, но подъем оказался недолгим. Выбравшись из ущелья, Хизи только теперь оценила, как высоко в горах они оказались: Шеленг, к подножию которого они приблизились, закрывал почти все небо. Перед Хизи раскинулась широкая долина; отсюда открывался вид на уходящие вдаль, покрытые лесом бесконечные хребты.
Карак приподнялся на стременах.
– Следуйте за мной, – сказал он. – Меня снедает нетерпение, а впереди нас ожидает еще одно препятствие.
– Что там?
– Около пятидесяти менгов ждут нас у входа в Эриквер, у нашей цели.
– Пятьдесят менгов? – переспросил Нгангата, оглядывая оставшихся воинов отряда. – Это немалая сила.
– Для тебя – может быть. Да и для меня в моем теперешнем обличье. Но господин мой Балат просыпается медленно, а сейчас, я уверен, он спит. – Чернобог повернулся к людям, и глаза его вспыхнули желтым огнем.
Многих воинов это смутило, они растерянно попятились.
– Знайте все, кто этого еще не знает, – я Карак, Ворон, создавший землю и похитивший солнце, чтобы оно сияло в небе. Много других благодеяний я совершил для людей, потому что вы – мои дети. Некоторые чернят мои намерения, – он многозначительно взглянул на Нгангату, – но вы не найдете ни одной легенды, в которой не говорилось бы о моей любви и доброте к людям, даже в нарушение воли моего господина. Вы все последовали за мной, хотя некоторые и не знали моей истинной сущности, сюда, в эти священные места. Вы сражались и умирали ради того, чтобы я смог сохранить обличье человека до тех пор, пока не придет время нанести удар. Этот момент наступил, и мы должны поспешить. Я полечу вперед и расправлюсь с мужественными, но обманутыми воинами, все еще противостоящими нам: никому из вас больше нет нужды умирать. Но когда я сброшу маску, когда проявлю свою силу, мой господин Балати начнет пробуждаться. Мы должны убить Брата до того, как это случится. Убив Реку, мы избавим мир от ужасной обузы и от еще более страшной угрозы.
– А тебя от великой вины, – фыркнул Братец Конь. Карак устремил свои желтые глаза на менга.
– Я честно признаю свою ошибку. Даже такие, как я, не застрахованы от промахов.
– Никакой это был не промах, – с жаром воскликнул Братец Конь, – а каприз, как и все, чем ты руководствуешься.
Карак долго молча смотрел на старика.
– Ты разве там был? – тихо спросил он. – Разве кто-нибудь из вас присутствовал при том, как Изменчивый сбросил оковы? Или ты просто повторяешь слухи, которые мои враги распространяют уже много тысячелетий? – Он обвел людей горящим взглядом. – Ну?
– Хватит! – воскликнула Хизи. – Делай то, что собрался делать; я последую за тобой. Разве тебе для этого нужны остальные?
Карак все еще гневно смотрел на менга.
– Нет.
– Тогда отправляемся.
Еще мгновение Чернобог оставался Шелду; потом, словно вывернувшись наизнанку, превратился в птицу. В этот же момент поднялся сильный ветер. Карак расправил черные крылья и взвился к небесам, покрытым серыми тучами. Скоро он был лишь точкой в вышине, а ветер стал гнуть к земле деревья.
Воины заколебались, но Хизи пустила Чернушку рысью, Нгангата и Тзэм последовали за ней. Квен Шен и Гавиал присоединились к ним, потом двинулись и остальные.
Где-то впереди начали вспыхивать молнии, послышались раскаты грома, словно сам воздух разрывался на части. Отдельные вспышки слились в мерцающий голубой свет.
Когда отряд выбрался из лесу на широкую поляну, гром смолк. Люди увидели огромную черную птицу: она опустилась на почерневший труп и принялась выклевывать глаза. Вся лужайка была усеяна обожженными изувеченными человеческими телами. Несколько коней с выкаченными глазами бесцельно метались рядом с мертвыми хозяевами.
Как ни ужасен был открывшийся вид, Хизи почувствовала, что стала равнодушной к смерти; ее внимание привлекли не трупы, а огромная дыра. Она зияла посередине поляны, словно пасть самой земли: гигантский почти круглый провал больше полета стрелы в диаметре.
Ворон снова превратился в человека, белокожего воина в черном плаще.
– Это и есть Эриквер, – сказал Карак. – Исток Изменчивого, место его рождения – и смерти. – Его птичьи глаза блеснули нескрываемым злорадством.
– Что мы теперь должны сделать? – спросила Хизи, почувствовав, как отчаянно колотится сердце, несмотря на всю ее напускную решительность и уверенность в себе.
– Ну конечно, спуститься вниз, – ответил Карак.
Перкар бежал изо всех сил, Харка в ножнах колотил его по спине. Лишившись Охотницы, которая направляла их, звери ее свиты медленно разбредались, возвращаясь в чащу и в свои охотничьи угодья. Они не нападали на Перкара: должно быть, Охотница пометила его каким-то известным им знаком.