Туннель, по которому он пробирался, привел его в какое-то большее помещение; оно было пустым, но наполненным слабым, слабым гулом. Гхэ понял, что он ощущает близость огромного центрального колодца храма, текущей по нему воды, и это подтвердило то, что он приближается к цели. На ощупь и с помощью сохранившейся слабой способности видеть в темноте Гхэ нашел проход, заложенный кирпичами. Хотя он стал слаб, но все же не так слаб, как обыкновенный человек, и древняя кладка поддалась, кирпичи легко превращались в глину, из которой когда-то были слеплены. Теперь Гхэ пожалел, что у него нет клинка или хотя бы металлического прута; пришлось голыми руками раздвигать, выдирать, выковыривать кирпичи. Когда он наконец проделал дыру, сквозь нее дохнуло невероятной затхлостью; куда бы он ни проник, это помещение тоже было замуровано.
Гхэ расширил отверстие достаточно, чтобы в него можно было проползти, и скользнул внутрь; покрывающая его с ног до головы грязь послужила смазкой. Он осторожно опустил ноги на каменный пол; шума и так уже он произвел больше, чем следовало, и теперь гадал, как охраняется это помещение и не прозвучал ли уже где-то сигнал тревоги.
Гхэ оказался в зале с мраморным полом, однако с низкими сводами. Он мог стоять выпрямившись, но пальцы вытянутой руки касались потолка. Зал был велик, шагов в двадцать или больше шириной, и оштукатуренные стены покрывали смутно различимые фрески. Гхэ подошел к стене и попытался разглядеть изображение, но видел он все очень смутно, а различать цвета не мог вообще. Пожав плечами, он двинулся дальше, предварительно сняв башмаки, в которых хлюпала и булькала вода. Камень под ногами был гладкий и прохладный, и сквозь него по-прежнему доносился шум воды, текущей где-то неподалеку.
Зал скоро расширился и углубился: пол наклонно уходил вниз, и Гхэ увидел, что попал в помещение, заполненное водой; по крайней мере заполненное частично – открывшееся Гхэ пространство напоминало прорезанный каналами город, каждое здание в котором отделяется от соседних потоком меньше шага шириной. Эти миниатюрные здания были каменными – мраморными, гранитными, из полосатого песчаника. Гхэ за время обучения хорошо изучил свойства каждой породы – джик должен знать, как влезть на любую скалу, можно ли вбить в камень клинья и так далее. Озадаченный, Гхэ шел по залу, пока его нога не коснулась воды. Неожиданное покалывание охватило все его тело; ощущение походило на то, что он испытывал, погружаясь в Реку, но было более сильным. Гхэ нагнулся и дотронулся до поверхности воды рукой; пальцы его остались сухими.
«Дымная вода, – подумал Гхэ. – Призрак Реки».
Он вспомнил зал, в котором возродился, погруженные в воду чертоги, где обитают Благословенные. Дымная вода удерживает их там, но его она не удержала, только дала могущество. Гхэ почувствовал, как сила словно густеет в нем, когда он вступил в сухую жидкость, но способность видеть в темноте увеличилась ненамного. Сила Реки здесь была, сила, но не разум.
Если дымная вода – оковы для Благословенных, то кто заключен здесь? Но Гхэ подумал, что ответ ему известен – и из воспоминаний джика, и из осторожных намеков Обсидианового кодекса. Он приблизился к одному из сооружений-островов и взялся за ручку бронзовой дверцы.
Дверца легко открылась, и Гхэ заглянул внутрь.
В тесном пространстве лежал человек, или, точнее, то, что от него осталось. Сквозь истлевшее роскошное одеяние торчали кости, бесплотные пальцы сжимали ржавый железный скипетр. Гхэ с любопытством смотрел на останки. Кем был этот правитель? Хизи могла бы это узнать, она прочла бы древние иероглифы, покрывающие саркофаг и, без сомнения, описывающие деяния покойного. Для него, впрочем, это особого значения не имело, и, слегка поклонившись, Гхэ отступил и стал закрывать дверцу.
Кости шевельнулись, подернулись дымкой, и Гхэ внезапно осознал, что скелет покрыт почти невидимым саваном, прозрачной пленкой. Теперь она замерцала, начала струиться, как воздух над раскаленной плитой или огнем. Невесомое щупальце осторожно коснулось Гхэ, и он не воспротивился: ему было любопытно, что оно будет делать. Легкая боль, жжение возникло там, где к его плоти прикоснулось щупальце, и весь саван внезапно заискрился и засиял, по нему побежали оттенки разных цветов. Сами кости оставались неподвижными.
Гхэ отступил еще дальше, отгоняя окутавший его туман, но это не помогло; тогда он отбросил его своей дарованной Рекой силой. Теперь ему стали видны завязанные в узел душевные нити, мерцающие над мертвым властителем, – такие, как он теперь знал, бывают у призраков. Они были тонкие, иссохшие, и все же теперь, коснувшись его силы, обрели еле заметную жизнь.
«Это гробницы не для тел, – внезапно понял Гхэ, – а для духов».
Преграда, не дающая призракам блуждать или вернуться к их источнику. Если уж бог-Река даровал такую силу ему, то чего только не достиг бы он с помощью тел и душ, специально созданных, чтобы выполнять его волю, с помощью останков императоров? Так вот каков способ, благодаря которому жрецы уверены, что такое никогда не случится! Гнев Реки ощущался как нечто бесконечно далекое, так что Гхэ не впал в ярость, как это случилось с ним в библиотеке. Но увиденное подтвердило его крепнущую уверенность в том, что жрецы противятся богу-Реке, а не служат ему, и что это происходит уже на протяжении очень долгого времени.
Гхэ смотрел на тающий призрак и думал о том, что он мог бы привязать его к себе, как и дух слепого мальчика. Он мог бы использовать знания мертвого императора для достижения своей цели, с его помощью прочесть древние загадочные надписи вокруг. Действительно, может быть, разгадка всех тайн лежит здесь, в окружающих его гробницах. Но сильный инстинкт предостерегал Гхэ: делать этого не следует. Дымная вода так ослабила эти души, что для возвращения памяти хоть одной из них могла потребоваться вся сила Гхэ. Прикосновение призрака говорило о невероятном, ненасытном голоде – что, если он станет господином тела Гхэ? Бегун обычно может определить, как далеко ему удастся добежать, прыгун – как высоко он сумеет прыгнуть, и похожее чувство предупреждало Гхэ, что, поглотив духи древних Благословенных, он может не справиться с ними.
Поэтому Гхэ двинулся дальше, касаясь руками саркофагов, бредя по пояс в воде, которая не намачивала одежды. Здесь все были мертвы: люди, призраки, Река. По пути Гхэ размышлял над тем, что привело его сюда. Понимание, конечно, но понимание чего? Чего на самом деле он ищет? Гхэ надеялся, что разгадка, когда он ее обнаружит, окажется очевидной, что она не скрыта в одной из бесчисленных гробниц. Будь это так, что ему делать – обыскивать каждую?
Может быть, он ищет храмовую библиотеку? Однако Гхэ был уверен, что большинство манускриптов в ней написано древними письменами, которые быстро разобрать он не сможет. Конечно, это смог бы сделать Ган, если отнести ему одну из книг. Но как определить, которую взять? В конце концов, может быть, все-таки придется рискнуть привлечь на помощь одного из мертвых владык.
Но, возможно, он ищет нечто более основополагающее, чем книги. Бог-Река хотел вернуть Хизи, но еще больше хотел он избавиться от связывающих его уз. Есть ли какой-нибудь способ лишить власти храм, сделать его бессильным? Это цель, к которой стоило бы стремиться, если бы только знать, в чем заключается секрет, какую рукоять нужно повернуть. Казалось маловероятным, что такая рукоять существует; скорее воздействие храма определяется всей его структурой – те крохи знаний по архитектуре, которые он получил, готовясь к разговорам с Хизи, подсказывали именно такой вывод. Безусловно, важную роль играет фонтан, огромная струя воды, пронизывающая весь храм и низвергающаяся по его ступенчатым стенам. И еще Обсидиановый кодекс намекал на то, что храм чем-то похож на Шеленг, гору, рождающую Реку. Нет, это все слишком запутано для Гхэ. Однако ему необходимо узнать, что здесь находится.