«После вас, Эдит», — вежливо сказала Мадам, когда они столкнулись у садовой калитки, на лестнице Эдит все время чувствовала ужасный невыносимый взгляд, Мадам пристально смотрела на ее каблуки, пока поднималась по ступеням из молассы, протоптанным бывшими обитателями и обагренным кровью молодой покойницы. «Я не понимаю, — с расстановкой произнесла Мадам, — как можно жить со стоптанными каблуками». Рим в широкополой шляпе виноградаря, ничего вокруг не замечая, поднимался следом, в его голове постоянно рождались маленькие открытия, но что с ними делать, вот вопрос. К примеру, распределитель для бумаг: все очень просто, папки втыкаются в огромную резиновую губку. И что же! Никому это не интересно, даже кузену Тома, который каждое утро натягивает люстриновые рукава в конторе. Ах! если бы у нас был конкурс Лепин!
«Как мне грустно, забирать у вас эту прекрасную комнату, — призналась Мадам, — Но мой деверь Цезарь скоро вернется из Дома Наверху. О! нет, комната не его, конечно, но находиться с таким мерзавцем под одной крышей… Ох! Цезарь — мой крест. Вы, наверное, думаете, моя жизнь — сплошная идиллия, ведь у меня есть замок». Она невольно рассмеялась, обнажив свои зубы водолаза в скафандре. Она смеялась два, изредка три раза в год, в день весеннего равноденствия и зимнего солнцестояния. В деревне тогда дрожали окна, у посыльной стекла брызнули осколками на дорогу к подножью домов, наклонившихся под ударами древних волн. А Гвен вставала, голые ножки, золотистый локон на плече, и искала на ощупь в предутренних сумерках озерные цветы, которые Цезарь клал на ее подоконник. «Ну, пойдемте посмотрим свинарник — предложила Мадам, — по-моему, очень симпатично». Арманд, сын Арманда пошел по его стопам, знал свое дело, и курятники, и конюшни, и сарайчики для поросят строил на века. «У вас там маленькая печка, труба выходит прямо через дыру в стене, место немного топкое, не успевает просохнуть даже в погожие дни. Ах! Вам так повезло! Это же настоящее маленькое поместье. И потом, здесь вы будете чувствовать себя гораздо свободнее, чем в замке». Тут она чихнула, последние несчастные окна соседних домов разлетелись вдребезги. Стекольщик, услышав звон, незамедлительно прибыл из города, по дороге столкнулся с посыльной, та шла вдоль озера ему навстречу; сборщики винограда не видели, вернулась она обратно или нет, на виноградниках ведь ни наступления ночи, ни прихода зимы не застанешь. Стекольщик поставил прозрачную ношу под ивами, где письменный стол Рима медленно возвращался в растительное состояние. Бедная Эдит хотела окольным путем пройти на огород за травкой для супа, но все дороги от свинарника вели к беседке с высоким фундаментом, где Семирамида, свесив по бокам крупные белые руки замурованной пленницы, цедила: «Ваши каблуки, Эдит!» К счастью, мать Эдит не дожила до этого дня; отец, впрочем, тоже, он упал с высоты, натягивая канат для бродячих артистов. Под беседкой Семирамиды имелся подвальчик для хранения летних игрушек, в самом дальнем его углу скошенный потолок так низко спускался к каменному полу, что дети не могли выпрямиться в полный рост и стояли, пригнув голубиные шейки к плечу, одна только королева Зое, счастливица, сидела на складном стуле с зеленой бархатной подушечкой.