Мадам взглянула на него: «Ты забыл?» Ее голос звучал заговорщицки тихо и немного взволнованно: «Письмо Адольфа… Цезарь проведет зиму здесь».
Эжен покраснел. «Я ничего не знаю», — пробормотал он.
Цезарь отправился в путь, в руке маленькая ивовая корзинка с рубашками из бумазеи, сложенными поверх зеркальца для бритья, которое он вешает на гвоздь в конюшне. Корзинка поскрипывала, как корсет, напоминая ему о Фрице. «Гвен…» — крику Цезаря вторили перелетные птицы.
— Комната для minus habens? Эту вы находите не достаточно хорошей для него? Что? комнату с окнами на юг? В следующем году, вы говорите? Не беспокойтесь, милая.
Адольф, крайне раздраженный, стоял на пороге Дома Наверху, раскачиваясь с пятки на носок на гуттаперчевых ногах.
— Смотрите, вот и он, ваш Цезарь! Сейчас мы ему скажем: «Возвращайся-ка обратно».
Цезарь шел по аллее, где давным-давно дети со свирелями и манками ловили птицу, чтобы принести ее маленькому разжиревшему великану, си-девшему на террасе в окружении гостей из Франш-Конте. Потом, вооружившись зелеными трубами, они обходили кругом Дом Наверху, стараясь найти звук, верный, вражеский, который обратит его в руины.
— Милая, — мямлил Эжен, — разве нам не следовало предупредить Цезаря? Зачем ему зря туда ходить?.. Нет, нет, прости меня, ты всегда права. Да, да, моя хорошая… — Но как только за величественным задом закрылась дверь, он, как Галилей после отречения, прошептал: «И все-таки!»
— В чем дело, Цезарь! — Адольф загородил дверь. — Во Фредеге не получили моего письма? Но я же отправил его позавчера. И сообщил, что нынешнюю зиму мы с Мелани собирались провести вдвоем. В конце концов, это наш медовый месяц.
Он смеялся, вытирая лорнет уголком жилета.
— Кажется, во Фредеге нужно бочки чинить. Тебя требовали, я уступил. Ну, подожди, Цезарь, ты не можешь так просто уйти. Цезарь!
Бродяга, бездомный развернулся на сто восемьдесят градусов и, не оглядываясь, пошел вниз по аллее.
— Надо было угостить его чем-нибудь, — сердито пробормотал Адольф. — Ну, моя дорогая, где же вы? Дело сделано, мы одни. Жаль, что я не успел налить ему стаканчик сливовой водки.
Пока Цезарь спускался к Фредегу, железное небо размягчилось, блеснуло солнце и окрасило облака в рыжину. «О! Цезарь, уже вернулись?» — крикнула Мадам, караулившая у окна. Цезарь сдвинул шляпу на затылок и, не проронив ни слова в ответ, побрел к поленнице. Мадам зашлась смехом равноденствия, посыльная вздрогнула, у соседей полопались окна, стекольщик спешно покинул мастерскую в соседнем городке. Значит, Цезарь проведет зиму во Фредеге, увидит, как озеро становится серым, на его поверхность выходит железо, а легкие камешки, которые Цезарь на рассвете клал на окошко Гвен, исчезают. Гвен выходит замуж и уезжает с Фрицем, на этот раз у него, действительно, новый корсет под мундиром, товарищи Фрица держали скрещенные шпаги над головами жениха и невесты, золотистый локон цвел на плече, а где же Цезарь? На берегу, как в тот день, когда Вот-Вот шел вниз по дороге с вокзала, смотрит в небо, медленно приближающееся к земле. Озеро несло на огромной спине лодку из Мейлери, рыбак в синей рубахе вылез из каюты и потягивался в колком туманном воздухе ноября. Пока Цезарь пережевывал недавнюю обиду и снова и снова вспоминал сбор винограда и прощание с Фредегом, Мадам — Цезарю показалось, что она осклабила мутные, как у водолаза в скафандре, зубы и смеялась ему вслед — прятала письмо Адольфа в корзинке для рукоделия под старым письмом от своего отца и огрызком карандаша.
— Вот что написал мне Адольф, — сказала она в первый же вечер, — Цезарь, не желаете ознакомиться? Ну, как хотите…
Цезарь и головы не повернул, сидел у камина и слушал журчание ручейка, доносившееся сквозь треск прогорающих поленьев. В конце концов, почему бы ему не жениться? Он старший, имеет право. На дочери инженера с домом-пароходом? На дочери адвентиста? На племяннице Тома, которая каждый день метет пыль в дядюшкином саду? На следующий день он рассеянно подбирал камешки на берегу. «Ведь, правда, наши камешки лучшие на свете?» — говорили дети, полные пригоршни гальки, двадцать блинчиков по воде. Детские лица мало-помалу вырисовывались все отчетливее. Цезарь раскладывал кругом серую гальку, розовую, синюю:
Зеленая мышка бегает по травке,
Я поймал ее за хвостик,
Показал гостям,
Пим-пи-пом-дор
Самая красивая выйди вон.
Дочь инженера! Жаль. Высокая, ладная, степенная.
Пим-пи-пом-дор