— Нет, не фотографируйте меня, я слишком некрасивая, лучше снимите собор, — мягко попросила Бланш.
И отошла от миланского портика; на ней было дорожное серое платье. Почему бы вам не носить серое, серый — ваш цвет. Но серый только блондинкам к лицу! Бланш кокетливо отвернулась от Цезаря и оперлась на красный зонтик.
— Нет, я не хочу на вас смотреть, я слишком некрасивая, я буду делать вид, что любуюсь собором.
Она никогда не спрашивала «куда мы идем?» Вечером в ресторане Цезарь, не решаясь поднять глаза от тарелки с морепродуктами, сказал: «Относительно нас, — он сосредоточенно покачал вилку на указательном пальце, — я не совсем представляю… Что нам делать? Фредег? Дом Наверху? Требовать мою долю наследства? Или может нам уехать за границу?» Она робко накрыла ладонью его руку.
— Куда ты пойдешь, туда и я пойду, и где ты будешь жить, там и я буду жить, и твой Бог будет моим Богом{40}. В общем-то, это не я, — прибавила она, краснея, — вы знаете, Цезарь, это в Библии…
Она убрала руку и отпила немного кьянти…
Вечером, после свадебного застолья, только Мадам удавалось сохранять хладнокровие. «Наше вино! Пусть сами пьют эту мерзость!» Мелани топила горе на дне бокала: Цезарь рука об руку с другой! Наконец, они, уже довольно пьяные, вернулись во Фредег и собрались узким кругом в гостиной, три окна распахнуты в ночь. Невидимое озеро катило волны к берегу. Решили выпить еще, произносили тосты, стоя и громко чокаясь, Мадам на бархатном канапе энергично чистила ногти и смотрела на всех с презрением: Крестьяне! Пьянчуги!
— Ну вот! Цезарь уехал. Кто бы мог подумать, что он женится!
— Я очень рад за него. Цезарь — наш брат, наш старший, — глаза Эжена увлажнились. — Разве это жизнь, скажите на милость, полгода здесь…
Он икнул, извинился. Адольф принес с кухни чайную ложку сахарной пудры: «Ну-ка, давай, мой маленький Эжен!»
— Конечно, если бы не вы, он бы вряд ли женился. Это целиком и полностью ваша заслуга, — Эжен энергично кивнул. — Но что вы теперь собираетесь делать?
Эжен пожал плечами: «Это наш брат, наш любимый братик».
Вдруг у них за спинами из глубины комнаты раздался голос Мадам.
— Пойдем, Эжен.
— Куда, милая?
Она встала, руки замурованной пленницы свесились по бокам. Мужчины кинулись искать шляпы.
— Пойдем, Эжен. Уже поздно.
Только пастор, не чувствуя опасности, продолжал говорить, слова со свистом вылетали между передними зубами, стершимися от проповедей.
— Что вы намерены делать после их возвращения? Если нужно мое посредничество, я с удовольствием.
Гости толкались в дверях, спеша поскорее выйти.
— О его возвращении и о разделе мы подумаем позже, — с расстановкой произнесла Мадам, — сегодня вечером у нас другие заботы. Эжен, ты куда?
— Но все уходят, милая, надо проводить.
— Сами найдут дорогу.
— Надо закрыть ворота.
— Неужели! Оставь все нараспашку. Пойдем, Эжен.
Ее голос доносился с лестницы, на пороге спальни она опять крикнула: «Пойдем, Эжен».
На следующий день Мадам опять ворочала чемоданы, пряди выбились из громадной снежной конструкции, к зеленой гипюровой блузке, прятавшей массивные плечи, прилипла паутина. Эжен остался в кровати. Мадам взобралась на башню и принялась стонать, да так, что в деревне было слышно. Домам казалось, что сейчас вновь прихлынут древние волны, когда-то накренившие их назад. В то лето погода выдалась странная: желтые тучи, грозы, озеро наполнилось молниями. «Это баронесса, — шептались деревенские жители, — что она задумала?»
— Пора съезжать, — вскоре объявила она Римам, обитателям свинарника, — теперь мы будем тут жить, да, мы, семья Эжена.
— Но ведь так далеко еще не зашло, — уверяла Эдит низким, глухим голосом, лиф блузки заколот иголкой с черной ниткой.
— А как далеко зашло, позвольте спросить?
И, не дожидаясь ответа, Мадам пошла прочь. Отовсюду ее гонят. Трясущимися руками она зачерпывала из кармана зерна и сеяла, потом вдруг принялась выдергивать с грядок овощи и зелень: «Черт возьми! ничего им не оставлю!» Она подстерегла возвращавшихся из школы и весело щебечущих детей и крикнула издалека:
— Давайте, поторапливайтесь. Надо срочно собирать вещи.
Посыльная, дышавшая свежим воздухом у своего окна напротив ворот замка, осмелилась сделать Изабель замечание:
— Ты чешешься, Изабель, у тебя вши завелись? Смотри, будь осторожна, вши заплетут твои волосы в длинную косу, схватят тебя за нее и утащат в озеро.