∗∗∗
Завоевание Ближнего Востока арабами-мусульманами не пресекло жизни римских городов: они сохранили свои христианские общины. До нас дошло мозаичное убранство многих церквей, относимое уже ко времени Омейядов, первой мусульманской династии Халифата. В значительной степени сохранился и привычный уклад городской жизни. Культура римских городов перешла к Омейядам по наследству: их дворцы и замки (Харране, Халлабат, Амра, Хамам-ас-Сарах, Мшатта, Касталь, и другие) возведены на месте римских крепостей и терм, мастера, строившие и украшавшие росписями церкви, работали и на новых владык. Эпоха Омейядов была эпохой самых разнообразных экспериментов в архитектуре — в системе сложных сводов, в разработке декоративных деталей, в организации пространства. При всем кажущемся несходстве — это вариант архитектуры позднего Рима, разрабатывающей системы сводов и перекрытия больших пространств, постепенно отказывающейся от ордера, но сохраняющей его принципы в пропорциональном строе, в соотношениях частей здания. Видимо, как римское наследие следует рассматривать и фрески, архитектурный и скульптурный декор омейядских построек. Редчайшим, по сути, единственным, ансамблем настенной живописи в мусульманском искусстве являются фрескиКусайр-Амры, небольшого охотничьего замка халифа Валида II, построенного на месте римских терм. На стенах Амры фрески со сценами охоты, с фигурами-символами строительных ремесел, с купающимися, отдыхающими, в отдельном небольшом помещении с куполом — небесный свод со знаками зодиака, напротив входа — по центру, в так называемой приемной зале — фигуры покоренных Омейядами царей (короля вестготов Родриго, римского императора, эфиопского негуса, сасанидского шаха Хосрова, китайского императора и индийского царя).
Эпоха Омейядов сменилась в 750 году эпохой Аббасидов, для которых Иордания стала далекой и не очень важной провинцией, — паломнические дороги в Мекку изменились, города опустели, жители постепенно переходили к кочевому скотоводству, а разрушительное землетрясение незадолго до того (в 747 или 749 году) фактически полностью уничтожило процветающий регион, оставив города в руинах. В XII в. земли к востоку от Иордана были завоеваны крестоносцами (и включены в Иерусалимское королевство), построившими здесь свои гигантские замки Крак-де-Моав и Крак-де-Монреаль и целый ряд небольших. После их изгнания эти территории перешли под власть Египетских Айюбидов, потом мамлюков, а в 1517 г. стали добычей турок-османов. Последние новым владениям удиляли внимания мало, правда, обустроили путь в Мекку, укрепив его цепью крепостей (Маан, Даба, Катрана, Хаза, Шабиб, Джиза), защищавших цистерны, дававшие воду паломникам. К началу ХХ в. земли были заселены арабами — жителями нескольких небольших городов (Салта, Фухейса, Мадабы, Аммана) и бедуинами-кочевниками.
Итогом долгой «лоскутной» истории региона стало образование в 1921 г. эмирата Трансиордании, из которого и выросло Хашимитское королевство Иордания. Свою столицу Хашимиты перенесли в незначительный Амман, начав отстраивать его, для чего пригласили сюда европейских архитекторов. Так Амману был задан современный и внешне европейский стиль. Мечети в Аммане (как и христианские церкви: армянская, коптская, православная, несколько католических) все современные: гигантская мечеть Абдуллы, мечеть Хусейнидов (она старше остальных и построена в 1924 г. на фундаментах древней), оригинальнаяАбу-Дарвиш, напоминающая одновременно и архитектуру Йемена и каталонский модерн Антонио Гауди. Современность декларируется в Иордании как политическая и культурная позиция ее короля и народа, — это оправа национальных арабских и духовных ценностей ислама. Но они незыблемы, о чем несколько раз на дню напоминают призывы муэдзинов. Многие из иорданцев имеют близкую родню в Иерусалиме и Палестине, в Ливане и Сирии, помнят своих предков, еще менее ста лет назад кочевавших в пустыне, на отдых ездят в Бейрут, часто бывают в Дамаске, все слушают Фейруз и ливанскую эстраду, смотрят египетские драмы и сирийские сериалы. Центр их карты — мир от Марокко до Ирака и от Судана и Йемена до Сирии и Ливана, но иорданцы, живо чувствуя себя частью единого арабского мира, подчеркивают, что они не палестинцы, не бедуины, не черкесы, не люди разных исповеданий, а именно иорданцы, подданные своего короля. Общее отношение к королю и королеве необычайно родственное, дистанция соблюдается, скорее, как по отношению к главе племени. О короле-отце ныне правящего короля Абдуллы ходят легенды, которые вполне, кажется, могут быть правдой: о переодевающемся короле, явившемся под видом старика в министерство и затем наказавшем чиновников, плохо обращавшихся с простым человеком, о короле, работавшем целый день таксистом, чтобы поговорить с народом и узнать о его нуждах. Удивительная живость традиции: подобные легенды ходили о багдадском халифе Харуне ар-Рашиде из «Тысяче и одной ночи». Портреты короля всюду: в лавках вышитые на ковре или выложенные мозаикой в стиле раннехристианских мозаик Мадабы, с чашкой кофе в руках — на постере в кафе, счастливые отец и сын у автомобиля — на фотопанно в Музее королевских автомобилей в Аммане.