— Говорю тебе, не ввязывайся в это. Тебя уничтожат. Они тебя сломают, — продолжаю я, пытаясь тебя образумить.
Ты задумываешься о чем-то своем, тихо негодуя. Я молчу, потому что не хочу больше ссориться.
— Сид! — раздается голос позади.
Я удивленно оборачиваюсь. Кому бы это я мог понадобиться? Ты тоже оборачиваешься, и, судя по твоему виду, задаешься примерно тем же вопросом.
— Привет, как дела? — спрашивает Милитант.
Синтия Милитан живет прямо напротив твоего дома с фиолетовой крышей, а еще она ходит со мной на физику и биологию. Рядом с ней ее младший брат Том, как обычно глядящий на всех с опаской не по годам взрослым взглядом.
— Вот со службы идем, — я киваю в твою сторону. — Синтия, Том, это Флоренс…
— Я знаю, — тут же прерывает она.
Я слегка теряюсь.
— Мы живем по соседству, — тут же объясняешь ты.
Мне становится не по себе и все потому, что отец Синтии и Тома, мистер Милитант – воинствующий католик. Он ходит на все службы. Молится всегда и везде, по любому поводу. Соблюдает все католические посты. И самое главное – он не приемлет атеистов, вообще за людей их не считает, и к этому же постепенно приучает своих детей. Поэтому мне страшно, ведь услышь они, что ты говорила пару минут назад, и для тебя бы уже готовили милитантский костер инквизиции. Да и меня бы на дрова пустили, как знающего о твоем отношении к Богу и никому не доложившему об этом.
— Нам пора, — говоришь ты, тоже чувствуя, что лучше с ними не связываться.
— Хорошего дня, — желает нам Синтия вежливо, но при этом подозрительно глядя на тебя.
— Спасибо, и вам тоже, — отзываюсь я, пытаясь смягчить ситуацию, но ты ей все равно не нравишься. Уж не знаю, как они это делают, но у Милитантов нюх как у собак: таких, как ты, они чуют за версту.
— Живо уходим отсюда! — тихо шепчу я. Ты и не думаешь сопротивляться.
Когда мы отходим от них на безопасное расстояние, я считаю нужным провести для тебя небольшую лекцию.
— Знаю, что мое мнение ты ни во что не ставишь, — начинаю я, — но сейчас слушай внимательно и не перебивай. Не вздумай с ними связываться, и вообще ни с кем в этом городе! Они съедят тебя и не подавятся. Им даже жевать не придется. Они будут тебе улыбаться и желать хорошего дня, возможно, позовут тебя к себе на обед, но это все потому, что они чувствуют в тебе угрозу.
— А в тебе они ее не чувствуют?
— Я не угроза, — шепчу я.
— Может, ты и сам этого не осознаешь, но благодаря таким, как ты, их система никогда не будет работать. Для них главное не только, чтобы ты ходил на службы, а чтобы верил, а в церковь ты никогда не поверишь. Она для тебя такой же инородный элемент, как для меня, ― ты выдергиваешь свой локоть из моей руки. Я даже не заметил, как мертвой хваткой вцепился в тебя.
— Прошу, последуй моему совету, иначе вы тут надолго не задержитесь. Ее отец – член городского совета, а тетя – директриса, как ты понимаешь, далеко не последние люди в Корке.
— Я не верю не потому, что мне так хочется. У меня на это много причин. Я знаю, что говорю. Церковь – один из главных источников всего порочного, что только существует на земле. А этот город, почитает ее как святыню. Этот город отнял у меня слишком много…
Ты отводишь взгляд, глядя вдаль, живо о чем-то размышляя.
— Нам нужно писать про Толстого, — говорю я через минуту, пытаясь перевести тему. Ты, не глядя, следуешь за мной вперед.
— Можно тебя кое о чем спросить?
Ты поднимешь на меня усталый взгляд.
— Только ни слова о церкви.
— Нет, сегодня с нас хватит.
— Тогда валяй.
— Молли… — я чуть мнусь. — Кто ее отец?
Ты осуждающе смотришь на меня. Конечно же, понимаешь, к чему я клоню. Ведь если она дочь твоего отца и Джейн, то, возможно, именно в этом кроется причина ненависти к ней, а если нет, то тогда я не понимаю, почему ты так относишься к своей тете.
— Я не буду обсуждать мою Молли.
В этот момент мы заходим в твой двор. Я останавливаюсь у калитки.
— Но если ты мне не скажешь, я буду долго ломать над этим голову и, в конце концов, придумаю себе невесть что.
Ты поворачиваешься и пару минут что-то обдумываешь, а потом резко поднимаешь на меня взгляд.
— Флоренс …
— Моя тетя – жена моего отца. Молли – их дочь, — ты сжимаешь челюсти так, что кажется твои зубы раскрошатся, как свежеиспеченный хлеб, — и больше мы к этому не возвращаемся, — ты быстро поднимаешься по лестнице на крыльцо, попутно снимая с себя ветровку.
Похоже, зря я спросил тебя об этом – теперь мне хочется узнать еще больше.