Он приподнял вверх свой щетинистый подбородок, сузил светло-голубые глаза, чтобы, видимо, получше рассмотреть, и упер левую руку в бок.
― Не больно ты похожа на слепую, ― заметил он вполне справедливо.
― У меня зрение минус девять, ― я врала.
На самом деле минус три, и я надела линзы. К счастью, он не додумался спросить, почему я не ношу очки – на этот вопрос у меня бы не нашлось ответа.
Он прекратил меня допрашивать, и я восприняла это как разрешение пройти.
― Я не видел тебя здесь раньше, ― заметил он, не став приветливее.
― Мы недавно переехали.
― Дай-ка угадаю, в дом на перекрестке с фиолетовой крышей?
― Угу, ― только и смогла хмыкнуть я. В последнее время этот вопрос задавали слишком часто.
― Чем могу помочь, девушка из дома с фиолетовой крышей?
― Флоренс. Я Флоренс, ― представилась тут же я. Еще не хватало, чтобы ко мне прицепилось подобное прозвище.
― Чем могу помочь, Флоренс из дома с фиолетовой крышей? ― переспросил он с серьезным лицом, явно издеваясь.
Я тяжело вздохнула, но не стала его поправлять и подошла к холодильнику, стоящему возле кассы.
― Мне нужно мороженое, ― объяснила я, глядя на представленный выбор. ― Шоколадное.
Он отодвинул крышку и достал оттуда одно мороженое.
― Одно?
― Да.
― Раз уж брать, то про запас, ― отметил он почти что дружелюбно.
― Это для моей младшей сестры.
― Хорошо. А для себя чего-нибудь возьмешь?
― Нет, спасибо.
Как я могла ему объяснить, что у меня хватит только на одно мороженое?
Достав из кармана деньги, я положила их на прилавок. Он отдал мне мизерную сдачу вместе с мороженым.
― Спасибо, мистер… ― я видела его впервые, поэтому не знала его фамилии. К слову сказать, я так ее и не узнала.
― Барри. Можешь звать меня просто Барри.
Часть 2
В последнее время мне снятся печали,
Киты в облаках и небо в тумане,
В песках берега и в подлом деянии
Все те, кто когда-то считались друзьями.
Я знаю, что было и знаю, что будет,
За все мир меня одну лишь осудит;
Но это неважно, раз он истлевает,
Недолго осталось – мы все исчезаем.
В последнее время мне снятся прибои,
Смертельные волны и души в неволе;
Я слышу их стоны и грустные песни,
Я вижу все то, что не кажется честным.
Ночами тревожно, в душе закипает,
Работает мозг, а сердце сникает,
Гоняет по венам иссохшую кровь,
И душно становится в комнате вновь.
И даже последний пророк, я считаю,
Не может раскрыть никому, что не знает,
Как жизнь повернется и что ожидает,
Ведь даже добро не всегда побеждает.
Ночами порой заточенный нож
Пронзает дневную прикрытую ложь;
И, кажется, все, что раньше сбылось
Возможно исправить, но не довелось.
Проснувшись, лежу в тишине, наблюдаю,
Стук сердца не слышу, почти умираю,
Но чувствую лёгкость, никто ведь не знает,
Как больно в груди по ночам завывает,
Как жутко стреляет и бьёт и кидает,
Такая ведь жизнь и зло поражает
Жестокостью, мерзостью, тем, что узнает
Все слабости тех, кто считались друзьями.
Над крышей взметнулась душа, погибает,
Божественный свет вдали замечает,
Стремится к нему, но не поспевает
И падает, плачет, на дне загнивает,
Надеется выбраться, в веру ныряет,
Впитает все то, что по слухам спасает;
Все молится, просит пощады, не знает,
Что жизнь такова, и добро проиграет.
Осень
Сентябрь
***
Сид Арго
С одной стороны, я обожаю осень, потому что это самая пестрая и яркая пора в Корке, с другой стороны, я ее терпеть не могу, ведь осень – это та самая пора, когда нужно возвращаться в школу, а я не люблю ходить в школу. Это чувство можно описать как нечто среднее между ненавистью, неконтролируемым страхом и постоянным беспокойством. В школе мне всегда слегка не по себе, а все потому, что я далеко не самый популярный парень. Каждый пристальный взгляд или смешок за спиной вызывают у меня желание провалиться сквозь землю. Возникает такое чувство, будто все окружающие смеются именно надо мной. В глубине души я понимаю, что это не так, что вряд ли кто-либо меня вообще замечает, но я не могу побороть ни этот страх, ни нервозность, потому что испытываю их так долго, что они превратились в инстинкты.