Однако следует распознавать и ту реальную опасность, которая скрывается за великолепием церковных обрядов, поверхностный формализм[2269]. Исключительное разнообразие богослужений может воспрепятствовать простоте «чистой молитвы»[2270].
Иконы
Иконы занимают особое место в восточной духовной традиции: из них образуют иконостасы, выносят во время крестного хода, священники ими благословляют народ; в домах верующих для них выделяется специальное место, которое называют божницей, или «красным углом». Существуют «семейные иконы»[2271].
Священные изображения, внутренне связанные с домостроительством спасения, выделяют два основных аспекта искупления Христова: проповедь истины и приобщение к божественной благодати.
«Иконы являются одним из проявлений священной традиции Церкви, точно такой же, как письменное или устное предание»[2272]. Вслед за Василием Великим Седьмой Вселенский Собор (787 г.) сравнил церковную живопись с проповедью веры[2273]. Иконопись уподобляется священническому служению[2274]. Существует несколько рукописей, которые в свое время были составлены как традиционные руководства для художников–иконописцев.
Самое известное из них — Ερμηνεία της ζωγραφικής τέχνης, написанное Дионисием из Фурны (1745 г.). В России эти книги наставлений назывались Подлинниками[2275].
Как проповедь божественной истины, икона обладает «динамической» силой слов Божьих[2276]: посредством священных изображений сообщается благодать[2277].
«Литургическая и сакраментальная жизнь Церкви неотделима от образа», — говорит Л. Успенский[2278], икона — это символ, «который выражает и некоторым образом воплощает, делает присутствующей высшую реальность»[2279]. Икона — это не просто живопись[2280].
Следовательно, иконы почитаются, их созерцают. Цель иконографического искусства — свидетельствовать о присутствии Божьем в Его видимом образе, раскрыть смысл того, на что падает наш взгляд; собственно, это и есть созерцание[2281]. Иконописец свидетельствует о таинственности и божественности изображаемого им мира. Отсюда глубокий символизм иконы: композиция, перспектива, цветосветовая гамма, декоративные элементы — все обретает свое духовное значение. С другой стороны, человек, созерцающий икону, должен открыться навстречу тайне, заключенной в ней, и «приближаться к иконам, преисполненным достоинства и с чистыми помыслами»[2282].
Символизм храма
Символизм храма описывался и комментировался, начиная с IV века[2283]. Однако наиболее полное теоретическое осмысление этого содержится в произведениях VII‑VIII веков: в Мистагогии (Тайноводстве) Максима Исповедника, творениях Иерусалимского патриарха Софрония, патриарха Константинопольского, патриарха Германа и позднее, в XV в., в произведениях Симеона Солунского.
Церковное здание — это прежде всего символ Церкви как собрания верующих, где «их души объединяются Святым Духом в единое целое»[2284]. Изначально христиане осознавали, что они сами по себе являются новым храмом, продолжением тела Христова[2285].
Благодаря литургической жертве присутствие Бога в Церкви становится сакраментальным[2286]. На Востоке же, как кажется, настаивают еще и на «другой существенной истине, которая есть цель и результат, самый смысл жертвы: преображение человека, а вместе с ним и всего видимого мира»[2287]. Церковь — это «небо на земле»[2288], где присутствие Бога становится в каком‑то смысле зримым благодаря красоте церковных обрядов и символизму храма[2289]. «В Церкви, — пишет Патриарх Московский и всея Руси Алексий, — все отличается от того, что мы постоянно видим вокруг себя;… все сияет, все возвышает дух, движет его прочь от суетных мыслей и впечатлений этого мира»[2290].
«Нам никто не приказывает, — говорил Евагрий, — трудиться, бодрствовать, непрестанно поститься; но нам предписано молиться непрестанно»[2291], потому что наш разум «был сотворен для молитвы»[2292]. Полностью соглашаясь с мнением духовных писателей Востока, Максим Исповедник, в свою очередь, добавляет, что «Священное Писание не предписывает ничего такого, что было бы невозможным»[2293], хотя, конечно, у каждого из духовных авторов была собственная интерпретация этих двух слов — молиться и всегда.