Книга Николая Кавасилы Жизнь во Христе ясно различает жизнь во Христе и подражание Христу, даже если автор утверждает, со всей простотой, что они скорее не противоположны друг другу, а подлинно тождественны: «Подражать Христу и жить по Христу — значит жить во Христе, это действие свободной воли, подчиняющей себя воле божественной»[252].
Понятие подражания, таким образом, представляется достаточно ясным. «Христианин есть лицо подражающее, — пишет Иоанн Лествичник, — в той мере, в какой это возможно человеку, словом, делом, помыслами»[253]. Подражание Христу связано с учением об образе и подобии; и есть не что иное, как постепенная реализация «подобия»[254].
При этом, однако, возникает другой вопрос. По мысли Ори–гена, следовать Христу означает поступать согласно добродетелям, и он составляет их перечень: «разум, мудрость, истина, справедливость»[255]. Однако они являются атрибутами божественной жизни Логоса. На Западе, напротив, отдается предпочтение подражанию воплощенному Слову, рассмотренному в тайнах своей земной жизни[256], и то же видение мы находим у Оригена в последние годы его жизни[257]. Для Григория Богослова подражать Христу означает пытаться стать «всем тем, чем он сделался для нас»[258]. Каждая черта тайны, о которой говорит Григорий в своих проповедях, требует сопричастности: «Мы пустились в странствие, ведомые звездой, поклонились вместе с волхвами, воздали хвалу вместе с пастухами, воспели божественную славу вместе с ангелами…»[259].
Такое видение соответствует сущности литургического вспоминания (анамнезиса), ибо Христос живет в таинствах Ц<еркви: «Воистину рождается в Рождество и воистину умирает в канун Пасхи»[260].
Христианину, сознающему полную соединенность с Иисусом Христом, не грозит формализм и пустое подражательство. Имеется в виду не буквальное повторение жестов Христа, а подражание его внутреннему духовному отношению, чтобы переживания Христа стали прообразом твоих собственных чувств[261]. Поэтому подражание Христу будет различным в зависимости от личного призвания каждого.
Христиане первых веков представляли себе, что среди подражателей Христу есть наиболее преуспевшие и что прежде всего через их пример Церковь становится знамением среди народов.
Таким образом, важную роль в древней нравоучительной литературе играют exempla, в частности в текстах киников и стоиков, содержащих едкую критику[262]. В какой'мере христианин мог прибегать к примерам, взятым из мирской истории? Этот вопрос связан с проблемой отношений между античной культурой и христианством[263].
Вскоре в противовес героям светской литературы возникает сокровищница примеров, почерпнутых из Ветхого и Нового Заветов, которые становятся традиционными: Авраам, Моисей, Илия, Иоанн Креститель; к великим образам относились также апостолы. Апостол Павел выразительно увещевает верующих быть подражателями «нашими [Павла] и Господа» (1 Фес 1, 6).
Значит, ничего удивительного в том, что христианская традиция всегда рассматривала жития святых «душеполезными»(ψυχωφελής)[264]. Ее первые памятники, вроде Жития св. Антония и Отечников, родились из желания иметь перед собой образец для подражания, как говорится во вступлении к Отечнику: «В этой книге находятся записи о благочестивом подвижничестве и преподобном житии, изречения святых и блаженных Отцов, ради наставления и поощрения в подражании им»[265], даже когда, как обращает внимание Иоанн Лествичник, невозможно подражать буквально[266].
3. Отцу