— Я буду слушать, если перестанете орать, — спокойно ответила я. — Прямо сейчас кажется, что я нужна вам куда больше, чем вы мне. Успокойтесь.
Гренвилль зашипел, брызжа слюной, но, кажется, в конце концов понял, что я не шутила. Вокруг множество призраков, с кем я могла поговорить. У всех у них может оказаться дурной характер, но это не значит, что я собираюсь стоять здесь и позволять кричать на меня безо всяких причин.
Ему потребовалась минутка, чтобы успокоиться, затем он начал снова.
— Я прошу прощения, — чопорно произнёс он. — Время, проведённое в подобном состоянии, не благоприятствует хорошим манерам. Непросто провести два столетия, наблюдая за тем, как страна погружается в хаос, а ты ничего не можешь с этим поделать. Мы не можем есть. Мы не можем прикасаться к чему-либо. Мы ничего не чувствуем, — он помолчал. — Во всяком случае физически.
— Представляю, насколько это может испортить настроение.
— В самом деле, — прокряхтел Гренвилль. — Что я пытаюсь сказать, — он аж подёргивался, — это то, что в жизни загробной клятвы имеют такое же значение, что и в жизни этой. Люди не осознают, какой ущерб можно нанести одним словом, и как можно проклясть другого в загробной жизни. Мы желаем, чтобы с этим что-то сделали.
Я почесала затылок.
— Не знаю, что я тут могу предпринять, но попытаюсь.
— Я искренне надеюсь, что вы сделаете всё возможное. Кроме того, я не закончил.
По-настоящему заинтересованная тем, что он собирался дальше сказать, я сосредоточила на нём всё своё внимание.
— Продолжайте.
— Другие культуры поклоняются своим предкам.
Я кивнула.
— Вы хотите поклонения. Принято, — я помолчала. — Как именно вы хотите, чтобы вам поклонялись?
— Знаешь, что делают китайцы?
— Эмм…
— Отвечай нормально, девчонка! «Эмм» — не ответ! Китайцы обеспечивают своих родоначальников пропитанием. У них в домах есть алтари. Они делают подношения и почтительно обращаются со своими предками! А что получаем мы? Если повезёт, пару визитов на могилу, а затем канем в лету.
— Вы хотите подношений? — я повернулась к стене. — У вас есть портрет. Люди каждый день проходят мимо него. Это не так уж плохо.
Кустистые брови Гренвилля сошлись вместе.
— Речь не обо мне! — рявкнул он. — Речь о каждом призраке. Я говорю от лица их всех.
— Все призраки хотят подношений? Или портретов?
— Они хотят, чтобы их помнили!
А. Это имеет смысл.
— Хорошо.
— Я всё ещё не закончил, — он пристально смотрел на меня взглядом своих жёлтых глаз. — Это часть самая важная. Мы желаем, чтобы наши потомки освободили нас от всех проклятий и клятв, что держат нас в этом… — губы его изогнулись, — месте. Чтобы мы смогли уйти дальше. Мы скажем тебе, с кем поговорить и что им нужно будет сделать. Они это сделают, и мы перейдём на следующую грань.
Он совсем сбил меня с толку.
— Следующая грань? Как у кубика что ли?
Черты его лица исказились от муки.
— Почему ты? Из всех людей, которых мы могли бы получить, почему нам досталась ты?
— Я начинаю задаваться тем же вопросом, — пробурчала я.
Он в раздражении покачал головой.
— Следующая грань существования! Место, где мы все должны оказаться.
Рискуя, что на меня снова накричат, я задала следующий вопрос. Просто для ясности. Не помешало бы знать, предназначался ли Гренвилль для огненных котлов Сатаны, потому что он был злобным засранцем.
— Место, где вы должны оказаться — это… Рай? — я помялась. — Или Ад?
— Это гораздо более сложное понятие, — вздохнул он. — Твой крошечный мозг не смог бы постичь истину. В любом случае, тебе не нужно знать детали. Тебе лишь нужно помочь нам пройти дальше. Мы установили систему. Приоритет у тех, кто провёл здесь больше времени. Они обращаются к тебе, ты говоришь с их семьями. Все счастливы.
Я провела рукой по глазам, а Винтер легонько толкнул меня локтем в бок.
— Что происходит?
— Это какое-то безумие, ответила я, — тут кучка призраков, застрявших в этом состоянии. Они успешно объединились в своего рода профсоюз, чтобы улучшить своё положение и перейти на следующую, эм, грань.
Впервые за это время Винтер выглядел менее обеспокоенным и более заинтересованным.
— Так старый Ипсиссимус Гренвилль — глава профсоюза?
— Можно и так сказать. Проблема в том, — продолжала я, взглянув на призрака, — что я такая одна. У меня есть занятия получше, чем провести остаток жизни, помогая вам. Не то чтобы я не сочувствовала вашему положению, но вас тысячи. Я не могу всё бросить и помогать вам. У меня нет столько времени.