канализации или вылезти из неё? Убить каждого маленького демона или выбраться из мест их обитания? Не смейтесь, будто это очевидно, все ищут решение внутри канализации, вместо того, чтобы сбежать из неё. Сражения с демонами это основная форма борьбы с тенями. Вы просто мутузите пустую проекцию самого себя. Условно говоря, если демоны не захватывают вас, тогда они просто не существуют – это именно так просто. – Это похоже на отмазку, – сказал Джастин, – как способ не решать свои проблемы. – Кто согласен с Джастином? – спросил я группу, и многие закивали и подняли руки. – Я тоже, – согласился я. – Это похоже на отмазку, но решать свои проблемы – вот реальная отмазка. Вот метод избежать реальной войны, заняв себя на уровне мелких перестрелок. Кто бы не предпочёл бороться против своего пристрастия к кофе вместо пристрастия к бездумному конформизму? Они засмеялись. – Когда мы разовьём в себе более тонкое и очищенное понимание сущности демонов, идентифицируя их по действиям, а не по виду, мы начнём видеть, что демоны не ограничиваются пристрастиями и критикующими голосами. Это просто негативные привязанности, удерживающие нас запертыми в эго сфере, это все привязанности. Подход к жизни и духовности, когда мы уменьшаем плохие вещи – грехи и привязанности, и увеличиваем хорошие вещи – любовь и сострадание, никогда и никого не продвинул ни на один шаг к пробуждению. Половина из них смотрела с сомнением, половина была сбита с толку. – Например, – объяснял я, – если я азартный игрок, тогда значительная часть моей жизненной энергии – моё время, мои мысли и эмоции – будет уходить либо на игру, либо на борьбу с непреодолимым стремлением к игре. Но для наших целей, кормить моё пристрастие и бороться с ним это на самом деле одно и то же. Победит ли меня мой азартный демон, или я побью его, не имеет значения, имеет значение то, что я сижу в своей тюремной камере полностью вовлечённый в процессы, которые никогда не сдвинут меня ни на сантиметр ближе к освобождению. Вот что делают демоны. Они как армия летучих обезьян Майи. Они всегда ведут отвлекающие манёвры, которые тратят наши ресурсы, и не дают нам двигаться вперёд. В этом состоит их цель – занять нас, а не одолеть.
***
В «1984» есть интересная параллель. Страна Океания имеет возможность создать высокий уровень жизни для каждого человека, но правящая партия желает, чтобы все оставались в нищете и, таким образом, в рабстве.
Проблема сейчас в том, чтобы колёса промышленности продолжали крутиться, не увеличивая при этом благосостояния мира. Товары должны производиться, но они не должны распространяться. И на практике единственным способом достижения этой цели являлось ведение непрерывной войны. – Джордж Оруэлл, «1984».
Непрерывная война. Люди работают на фабриках, производя корабли и танки, которые уничтожаются в вечной войне, в которой никогда нет ни победителей, ни побеждённых. Люди остаются занятыми, производство остаётся высоким, тогда как уровень жизни остаётся низким, и надежда на свержение угнетателей остаётся несуществующей. Демоны похожи тем, что они не существуют для того, чтобы победить или проиграть, но лишь для того, чтобы удерживать нас в занятости. Скажем, к примеру, что после двадцати лет борьбы с моим пристрастием к азартным играм мне наконец удалось одолеть его. Что я могу предъявить как трофей этой победы? Потерянные двадцать лет.
***
– Демоны отвлекают и рассредоточивают нас, – продолжал я, – с чем очень эффективно можно бороться с помощью «духовного автолизиса». Необходимость иметь дело с мучающими демонами возникает снова и снова по мере нашего прогресса, поэтому вы должны знать, что делать в смысле политики – продолжать лезть
вверх или спрыгнуть вниз и драться? Мой совет: деритесь, когда это необходимо, лезьте, когда можете. «Дальше» это всё. Используйте письмо, чтобы сохранять жёсткий фокус, и демоны умрут от недостатка внимания. – А нет ли возможности использовать этих демонов в каком-то положительном ключе? – спросила Шанти. – Вы говорите о том, как тёмные эмоции могут быть полезными, а могут ли демоны быть так же полезными? – Да, – сказал я, – и это приводит нас вновь прямиком к Брэтт. Присутствие её отца в уме было намного серьёзнее, чем кто-либо из нас может себе представить. Я никогда не слышал о подобном, пока Брэтт мне не рассказала. С тех пор я изучил это и обнаружил, что для некоторых людей критикующие внутренние голоса могут быть действительно разрушительными. Никто не двигался и не говорил. Не думаю, что Брэтт на этих собраниях когда-либо нянчилась. Ей было так же безразлично мирское эмоциональное, психологическое и биографическое содержание, как и мне. Смысл не в том, чтобы изучать, понимать и лелеять мешки с камнями, которые мы тащим, смысл в том, чтобы их бросить. – Всё это было в прошлом, когда Брэтт была просто нормальным человеком, до какого бы то ни было пробуждения, до возникновения какого-либо интереса к этому. Присутствие отца-демона в её голове было постоянным и чрезвычайно ядовитым. Что бы она ни делала, или думала, он был всегда там – громкий, презрительный, разрушающий. Она потратила час, рассказывая мне, чем это было для неё, и я был заинтригован, потому что она не была печальна, не всхлипывала, не жалела себя, она улыбалась с видом воина, вспоминающего былые сражения – выигранные и проигранные. Даже когда она была тихой и задумчивой, она могла рассказать хорошую историю. Все смеялись и улыбались. – Но вдруг, рассказывала она, это стало слишком. Она больше не могла вынести присутствие этого гиперкритика в своей голове. Жизнь утеряла всякое удовольствие. Всё, что бы она ни делала, было плохо. Она не могла наслаждаться ничем. Она пыталась найти облегчение в наркотиках и алкоголе. Полагаю, это более тяжёлый случай, чем знают большинство из вас? Глаза были широко открыты. Никто не возражал. – Это была вся её жизнь с тех пор, как она была ребёнком. Двадцать лет негативного, изводящего, ноющего голоса в голове. Она была близка к самоубийству. Подумайте об этом. Так ей было плохо. Так всё было серьёзно. Она знала, что он никогда не уйдёт. Она знала, что не могла сражаться с ним. Она знала, что не имеет значения, что она делает в жизни, этот голос всегда будет высасывать радость, разрушая всё, а поскольку отец уже умер, она не могла противостоять ему лично и хоть как-то изменить их взаимоотношения, что оставляло ей ещё меньше надежды. Она была в западне, и выхода не было. Вот так она описала всё это мне сквозь строгую улыбку. Вы все знали, что у неё был рак? Они зашумели, поражённые. Я был почти уверен, что никто не знал об этом, кроме доктора Кима. – Это не удивительно, я думаю, что злокачественность ума и духа может в конечном итоге проявиться злокачественностью в теле. Это было когда ей было почти тридцать, до встречи с кем-либо из нас. К тому времени ей поставили неутешительный диагноз, и это заставило её всё больше задумываться о более масштабных проблемах. Я замолк, шагая, позволяя своим мыслям уйти с дороги. – Она говорила мне, что в наихудшие времена она была в ужасном состоянии. Очень худая, все мышцы напряжены, мигрени, плохой сон, всегда сутулилась, в голове туман от лекарств и тошнота от химиотерапии. Она жила здесь, на ферме, но хозяйства не вела – ни животных, ни полей и садов. Лишь этот голос в голове, издевающийся над каждой мыслью, и довольно мрачный прогноз докторов. – Она справилась с этим, верно? – спросил Джастин, – То есть, это было больше десяти лет назад, ведь так? Она победила рак? Я смотрел на эти лица, с нетерпением ждущие моего ответа. – Она задала ему жару, – ответил я, – Вы видели её, вы знали её. Она выглядела больной? Напряжённой? Слабой? Уставшей? – Нет, – сказал он. – Как он победила его?