который уже немало шел путем страданий, когда указывал сей путь христианам. И, конечно, его Божественное просвещение и его страдальческие опыты показали ему причину, по которой христианин должен поставлять себя в готовности к страданиям: “зане пострадавый плотию, преста от греха”. В самом деле, грех, который человеком допущен, пробил себе дорогу в его сердце и в его существо. Если он усилиями свободной воли при помощи благодати изгоняет его, по пробитой дороге он силится возвратиться. По следам прежних греховных впечатлений -вновь идут страстные и греховные движения, возбуждаемые воспоминаниями и присутствием искушающих предметов и привычкою. Что же надо делать, дабы решительно освободить себя от греха? Не только изгнать его, но и пробитую им дорогу заградить, разрушить, истребить. Надобно глубоко взрыть землю сердца, чтобы уничтожить следы греховного услаждения, чтобы истребить глубоко проникшие тонкие корни греха. Надобно с огнем пройти по стезям внутренних чувств, чтобы очистить их от остатков греховных впечатлений. Следовательно, надобны скорби и страдания, дабы “зане пострадавый плотию, преста от греха”. “Многи скорби праведнымъ” (Пс. 33, 20), - говорит Псалмопевец. “Лишени, скорбяще, озлоблени” (Евр. 11, 37) - сими чертами описал Апостол ветхозаветных подвижников веры, не заботясь называть их по имени. Так находил он черты сии общими и обыкновенными! Если бы надлежало изобразить жизнь и новозаветных подвижников веры - апостолов, мучеников, преподобных, опять годились бы те же черты: “лишени, скорбяще, озлоблени”. Не сими ли же чертами ознаменован образ и вашей жизни, первоверховнии апостоли Петре и Павле? “Хвалимся въ скорбех” (Рим. 5, 3), - говорит о себе Апостол. От нас, может быть, еще рано сего требовать. Исполняется ли в нас хотя другое, меньшее слово апостольское: “Скорби терпяще, въ молитве пребывающе” (Рим. 12, 12)? Скорби, которыми по судьбам Божиим посещаемся, приемлем ли с терпением и когда изнемогает терпение, подкрепляем ли его молитвою? При всех обстоятельствах нашей жизни одно должно быть несомненным для нас: кто не подвергает себя добровольно очистительной работе внутренней, скорби покаяния и самоукорения, внешних скорбей не приемлет с терпением и смирением, тот еще не на пути, который указывает Евангелие к Царствию Божию: “Многими скорбьми подобает намъ внити въ Царствие Божие”. Аминь. Произнесено 29 июня 1929 года в г. Варна. Слово в день святых первоверховных апостолов Петра и Павла. “И Аз же тебе глаголю, яко Ты еси Петр (камень), и на сем камени созижду Церковь Мою, и врата адова не одолеют ей” (Мф. 16, 18). В сих словах Божественного Основателя Церкви заключается краткое, но весьма глубокое учение о непоколебимости Церкви Христовой до скончания века. Нам необходимо рассмотреть, в чем состоит сия непоколебимость Церкви, на чем она основывается и каким образом можем сделаться причастниками мы, отдельные ее члены. На вопрос: каким образом Церковь Христова непоколебима и неразрушима, когда некоторые Церкви очевидно поколебались и разрушились? - Православная Восточная Кафолическая Церковь отвечает: Церковь Христова непоколебима в своем вселенском единстве. Не то это означает, что никакая часть, большая или меньшая, не могла отпасть от сего единства, но то, что, несмотря на отпадение иногда некоторых частей, всегда остается единая, Святая, Соборная и Апостольская Церковь, сохраняющая чистое исповедание веры и учение жизни, неповрежденное Священное Писание и Священное Предание, и непрерывное преемство священноначалия и таинств. Обуславливается сия непоколебимость вселенской Церкви тем, что основана она по благоволению Отца Небесного чрез Св. Духа Самим Иисусом Христом, Который является и подлинным основанием и главою Церкви. А сия последняя есть тело Его, оживляемое Духом Святым. Апостол Павел пишет: “основания инаго никтоже может положити паче лежащаго, еже есть Иисус Христос” (1 Кор. 3, 11). В сих словах Апостол не только признает Иисуса Христа первоначальником и незыблемым основателем Церкви, но и отрицает возможность другого подобного основания. Посему апостол Павел, к которому первоначально были обращены Спасителем слова об основании Церкви, не может быть первоначальным основанием Церкви. Он может и должен быть признан лишь вторичным основанием ее, на Христе утвержденном и во Христе только непоколебимом. Да и в сем последнем смысле он является таковым не единично, а наряду с другими Апостолами, сущу краеугольну Самому Иисусу Христу (Еф. 11, 20), хотя и первым. Так учит о сем св. апостол Павел (Еф. 11, 20) и истинность его понимания подтверждает Тайновидец Иоанн Богослов. Сей последний, описывая представившееся ему в духовном видении величественное здание небесного града Церкви вселенской, свидетельствует, что стена сего града имеет оснований дванадесять и на них имен дванадесять апостолов (Ап. 21, 14), а не одного апостола Петра. Итак, первым и главным основанием Церкви является Сам Христос Спаситель и этим обуславливается ее непоколебимость. Отсюда, наконец, становится ясным и то, каким образом соделываемся причастниками непоколебимости Церкви мы, отдельные ее члены. Церковь непоколебима во Христе потому, что Христос есть не просто человек, а Богочеловек. В нем человечество ипостасно соединено и, так сказать, помазано Божеством, и через сие соединение соделалось непоколебимым; ибо само по себе непоколебимо только Божество. Посему и нам, если хотим сделаться причастниками сей Божественной непоколебимости Основателя Церкви, необходимо с Ним благодатно соединиться. А сие возможно лишь чрез полное в вере и жизни послушание Матери нашей Церкви, которая, по слову Апостола, есть Дом Бога живаго и столп и утверждение истины (1 Тим. 3, 15). “Апостолы, - говорит св. Ириней Лионский, - в Церковь, как в сокровищницу, вполне вложили все, что относится к истине, так что всякий желающий берет из нее питие жизни” (Против ересей 3, гл. 4, пар. 1). И все в ней истинно: заключено ли оно в Писании или хранится в виде ненаписанного Предания. “Из догматов и проповеданий, соблюденных в Церкви, - говорит св. Василий Великий, - иные имеем в учении, изложенном в Писании, а другие, дошедшие до нас от апостольского Предания, прияли мы в тайне. Но те и другие имеют одинаковую силу для благочестия. И никто не оспаривает последних, если хотя несколько сведущ он в церковных постановлениях. Ибо, если бы вздумали мы отвергать неизложенные в Писании обычаи как не имеющие большой силы, то неприметным для себя образом исказили бы самое главное в Евангелии, лучше же сказать, обратили бы проповедь в пустое имя” (К Амфилохию, о Св. Духе, гл. 27). На верности апостольскому Преданию, писанному и неписанному, утверждается истинность и Вселенских соборов. “Мы неприкосновенно сохраняем все церковные предания, - свидетельствуют Отцы VII Вселенского собора в деяниях сего Собора. - Мы следуем древнему законоположению Кафолической Церкви. Мы сохраняем определения Отцов. Прибавляющих что-либо к учению Кафолической Церкви или убавляющих от него мы предаем анафеме. Кто унижает какое-либо предание церковное, писанное ли то или неписанное, тому анафема (Деян. Всел. соб., т. 7, с. 284, 293, 294). Однажды состоявшиеся определения Церкви по решенным уже догматическим вопросам воспрещалось подвергать вторичному рассмотрению и перерешению. “Умоляю вашу святость, - писал Отцам III Всел. собора Карфагенский епископ Капреол, - умоляю, чтобы вы, при содействии Святого Духа, Который, как я не сомневаюсь, будет в сердцах ваших при всех ваших действиях, силою древнего Предания поражали новые и доселе неслыханные учения, не касаясь тех, которые уже прежде отвергла Церковь, дабы под предлогом вторичного исследования не возобновлять того, что уже прежде отвергнуто. Ибо, если кто станет подвергать новому исследованию предметы уже решенные, о том по справедливости должно сказать, что он не иное что делает, как сам сомневается в той вере, которая доселе имела силу”. - “Таково мнение всех нас; мы все говорим то же!” - в ответ на сие заявление Карфагенского епископа воскликнули Отцы III-го Вселенского собора (Деян. Вс. соб. 1, с. 230). Так учит нас Кафолическая Церковь. Слышим ли мы голос ее и слушаемся ли его? Отвечу на сие словами св. Григория Богослова: “процветали и прекрасно текли некогда наши дела. Тогда во дворы Божии не имело доступа это излишнее сладкоречивое и ухищренное (как видим ныне) богословствование. Напротив того, сказать или услышать о Боге что-нибудь новое и удовлетворяющее одному любопытству, значило то же, что играть в камни и скоростью их перекидывания обманывать зрение или забавлять зрителей разнообразными и женоподобными движениями тела. Простота и благородство слова почитались благочестием. Но после того, как философия и охота к словопрениям, подобно какой-то тяжкой и злокачественной болезни, вторглись в наши церкви, пустословие стали почитать ученостью и, как в книге Деяний говорится об афинянах, мы “ни во чтоже ино упражняхуся, разве глаголати что или слышати новое” (Деян. 17, 21). С сего времени какой Иеремия, один умеющий составить плач равномерный страданиям, оплачет наш позор и омрачение” (Слово 21; гл. 2, с. 15)! Дерзновенно перерассматриваются давно определенные Церковью учения и не менее дерзновенно провозглашаются совершенно новые! - У нас “всякий богослов, хотя и тысячи пятен лежат у н