проповеди Владыки, сказанные в пророческом духе, но не от себя, а от лица угодников Божиих, предвозвещавших о страшных событиях в России и в мире, которые наступят очень скоро. Слова владыки Феофана действовали подобно ударам грома. Богослужения в Успенском кафедральном соборе в Полтаве преобразились. Здесь интересно сделать небольшое отступление, чтобы рассказать о том, как молился Владыка. Он тайные молитвы при Богослужении читал невероятно быстро. На этой способности сказывался, видимо, навык непрестанной молитвы, совершаемой тайно в душе. Сослужащие священники не успевали прочесть тех же молитв, а Святитель уже давал знак следующего за молитвой возгласа. Особенно это выявлялось в первой части Литургии, в литургическом каноне, где все молитвы и возгласы представляют собою единое целое. При этом Святитель бывал крайне напряжен и сосредоточен. Углубившись в молитву, он, видимо, не замечал времени, что прочитывал их неимоверно быстро, как бы «одним вздохом». Он читал не столько слова, сколько мысль молитвы. Главное внимание владыка Феофан обратил на архиерейский хор. Он подыскал особого регента, с детских лет певшего в хоре и понимающего, каким должно быть церковное пение. Это был священник Виктор Клемент, который организовал архиерейский хор в пятьдесят человек, из тридцати мальчиков и двадцати взрослых. Помощником регента был диакон Никита Милодан, с исключительным по благолепию высоким тенором. Но, кроме архиерейского соборного хора, был еще иной, малый архиерейский хор, певший ежедневно в храме архиерейского дома, в Крестовой церкви. Этот хор состоял из семи человек, трех мальчиков, все - альты, и четырех взрослых. В этом храме службы совершались по монастырскому уставу. Владыка Феофан непременно присутствовал на службах, кроме воскресных и праздничных дней, когда он был в кафедральном соборе. В домовой церкви, как и в соборе, всегда было много молящихся. Владыка Феофан обратил особое внимание на подготовку хористов. Для этого в епархии было организовано Певческое училище, в котором учились правильно, церковно петь с детского возраста. Ученики жили при архиерейском доме и были на полном обеспечении епархии. Общие науки они проходили по программе средних школ, но основное внимание уделялось церковному пению. Певчие обязаны были знать наизусть слова песнопения. Каждый закончивший училище прежде всего усваивал себе строгий вкус к выбору песнопений, а кроме того, получал и запас знаний и практику управления хором. Детские голоса Полтавы считались лучшими в России. Созданный владыкой Феофаном хор со временем стал выдающимся. И не только по технике пения, но он доносил до молящегося истинный молитвенный дух Святой Церкви, а не «церковную музыку» по западному образцу. Все Богослужение приобретало характер умилительно-молитвенный. Архиерейский хор давал духовные концерты в некоторых городах Полтавской епархии. На одном из концертов присутствовал известный композитор. Он очень заинтересовался хором и пригласил к себе нескольких мальчиков-хористов. Когда мальчики пришли, он предложил им пропеть «в маску», ноты были без слов. Они, было, начали, а потом остановились, говоря, что в хоре с них не требуют обязательно знать ноты, что они поют по слуху, а мелодию и слова носят в памяти. Композитор торжествовал, потирая руки, он повторял: «Поймал, поймал!.. мальчики не знают нот!» Композитор открыл «крупный изъян» у великолепного хора. Но смотрел он с точки зрения профессионала, артиста, а не с церковной, религиозно-аскетической. В России народ природно-музыкальный. Простые, не знающие нот люди, прекрасно поют, пользуясь врожденным слухом. Они носят пение в себе, в своей музыкальной памяти. И церковное пение, церковные мотивы хранят в себе. Все в их памяти: и слова песнопений, и мелодии. Ночью и без света они пропоют песнопения с тем же успехом, что и днем. Внимание их приковано к Богослужению, они, душою молясь, поют, а когда поют - молятся. Этого трудно добиться от артиста, поющего по нотам. Композитор тот понять этого не мог. Но в справедливости нами сказанного можно убедиться, если слушать хор артистов, исполняющих церковное пение. С точки зрения музыкальной они исполнят песнопение точно, но «холодно», не передавая того духа молитвы, который сокрыт в церковном песнопении. И наоборот, хор, состоящий из верующих, с точки зрения нотного исполнения, во многом уступит им, но он передаст главное - дух молитвы. Поэтому и упрек маэстро в том, что «мальчики-хористы прекрасного хора поют по памяти, не зная нот», для этого хора совсем ничего не значил. Трудами нового Архиерея в короткий срок преобразился кафедральный собор с его Богослужением, и паства ответила на эти заботы трогательной любовью и преданностью. Известно стало, что молитвами Владыки ко Господу совершались исцеления больных и другие благодатные знамения. Добрый и снисходительный, он становился совсем иным, когда находился в алтаре: здесь он был строгим и суровым и внушал трепет. Однажды, при большом стечении причастников, некий А.П. вошел в алтарь вместе с церковными прислужниками, надеясь причаститься вне очереди. На всю жизнь он запомнил тот грозный шепот, с которым Владыка выпроводил его вон. Вся эта группа лиц очутилась позади всех в церкви, и они подошли самыми последними к Чаше. При домашнем разговоре Владыка запретил А-у П-у на всю его жизнь вхождение в алтарь. «Но я же не женщина,» - попробовал он возразить. «А Вы, может быть, считаете себя лучше женщины?» - «А как же священник?» - «Да, священник такой же человек, как и все, но когда он предстоит Престолу в облачении в алтаре, тогда он равен ангелу. За свое предстояние при Богослужении он несет великую ответственность». Владыка при этом запретил А.П. всякую мысль о священстве или монашестве. И это не потому только, что прошедшая его холостая жизнь была беспорядочной, и не в личное его осуждение, а потому, если вследствие его прошлой жизни к нему был бы открыт доступ со стороны темных сил, ему было бы не под силу отражать нападение. Когда требовалось, Владыка проявлял большую строгость. При объезде им своей епархии священники модерного типа боялись показываться ему на глаза. Такие всегда могли услышать: «А Вы, батюшка, не будете ли так добры съездить на месяц в такой-то монастырь!» Но говорил это очень мягко и деликатно, когда видел, что у священника борода и волосы слишком заметно коротко подстрижены или еще что-нибудь другое подобное. Обычный день у владыки Феофана в ту пору в Полтаве распределялся так. Вставал он от сна во второй половине ночи и совершал свое молитвенное правило. Утром, по колокольному звону, он шел в домовую церковь, где очередной иеромонах совершал утреннюю службу и Божественную литургию. После Литургии Владыка пил кофе и удалялся в свой кабинет, где занимался епархиальными делами, а затем переходил к излюбленному чтению святых Отцов. Много писал. По полудни - обед. Если позволяла погода, выходил кратко в сад и, гуляя, совершал непрестанную молитву Иисусову. Затем снова удалялся в кабинет. По звону к Вечерне шел в церковь. После Вечерни - прием посетителей. Посетителей бывало так много, что Владыка очень уставал. После ужина - свободное время для собеседований с причтом и кабинетной работы. Обстановка его кабинета была самая простая. В углу стояла железная кровать с досками вместо матраца, на которой Владыка иногда немного спал. Было много икон, Владыка молился пред ними подолгу, со свечой в руке, несмотря на зажженные лампады. Трапеза его была самой простой, и ел он очень мало. Изредка выходил в сад подышать свежим воздухом. Когда сильно переутомлялся, изнемогши от приемов, уединялся на несколько дней в Лубенский Спасо-Преображенский монастырь. Отдохнув немного, снова принимался за тот же труд. Однажды родители одного юноши, духовно близкие к архиепископу Феофану, пожаловались ему, что единственный их сын, которого они очень любили, совсем отбился от рук: домой приходит поздно ночью и не в трезвом виде. В церковь совсем забыл дорогу. (А ведь был такой богомольный мальчик!) И что с ним делать теперь? Родители просили молитв Владыки о погибающем. И вскоре случилось так, что сын вернулся ночью сильно пьяным, буянил в доме, скверно ругался, а на утро не встал. Приключилась с ним какая-то непонятная для докторов болезнь. Он ничего не ел и не говорил, метался в постели, как помешанный, сильно ослабел при очень высокой температуре. Родители потеряли уже и надежду на его выздоровление, они умоляли Владыку помолиться о нем. Больной был без сознания, стонал, кричал, а потом пришел в себя, но и сам, по-видимому, уже отчаялся в жизни, поскольку не мог ни есть, ни говорить. И вот в таком состоянии он увидел, то ли во сне, то ли наяву какого-то монаха, который строго сказал ему: «Если не исправишься, не оставишь путь греха, которым ты идешь, то непременно умрешь и погибнешь!» Больной со слезами обещал старцу, что исправится. И после этого понемногу смог принимать пищу, а затем вернулась к нему и речь. Непонятная болезнь ¬оставила его, и он начал быстро поправляться. И, как только встал на ноги, первым делом отправился в собор, горячо молился и со слезами каялся. А после службы со всеми богомольцами подошел под благословение Архиерея. И каково же было его изумление, когда в Архиерее он узнал того старца, который говорил с ним ночью и которому он д