служением, и паства ответила на эти заботы трогательной любовью и преданностью. Известно стало, что молитвами Владыки ко Господу совершались исцеления больных и другие благодатные знамения. Добрый и снисходительный, он становился совсем иным, когда находился в алтаре: здесь он был строгим и суровым и внушал трепет. Однажды, при большом стечении причастников, некий А.П. вошел в алтарь вместе с церковными прислужниками, надеясь причаститься вне очереди. На всю жизнь он запомнил тот грозный шепот, с которым Владыка выпроводил его вон. Вся эта группа лиц очутилась позади всех в церкви, и они подошли самыми последними к Чаше. При домашнем разговоре Владыка запретил А-у П-у на всю его жизнь вхождение в алтарь. «Но я же не женщина,» - попробовал он возразить. «А Вы, может быть, считаете себя лучше женщины?» - «А как же священник?» - «Да, священник такой же человек, как и все, но когда он предстоит Престолу в облачении в алтаре, тогда он равен ангелу. За свое предстояние при Богослужении он несет великую ответственность». Владыка при этом запретил А.П. всякую мысль о священстве или монашестве. И это не потому только, что прошедшая его холостая жизнь была беспорядочной, и не в личное его осуждение, а потому, если вследствие его прошлой жизни к нему был бы открыт доступ со стороны темных сил, ему было бы не под силу отражать нападение. Когда требовалось, Владыка проявлял большую строгость. При объезде им своей епархии священники модерного типа боялись показываться ему на глаза. Такие всегда могли услышать: «А Вы, батюшка, не будете ли так добры съездить на месяц в такой-то монастырь!» Но говорил это очень мягко и деликатно, когда видел, что у священника борода и волосы слишком заметно коротко подстрижены или еще что-нибудь другое подобное. Обычный день у владыки Феофана в ту пору в Полтаве распределялся так. Вставал он от сна во второй половине ночи и совершал свое молитвенное правило. Утром, по колокольному звону, он шел в домовую церковь, где очередной иеромонах совершал утреннюю службу и Божественную литургию. После Литургии Владыка пил кофе и удалялся в свой кабинет, где занимался епархиальными делами, а затем переходил к излюбленному чтению святых Отцов. Много писал. По полудни - обед. Если позволяла погода, выходил кратко в сад и, гуляя, совершал непрестанную молитву Иисусову. Затем снова удалялся в кабинет. По звону к Вечерне шел в церковь. После Вечерни - прием посетителей. Посетителей бывало так много, что Владыка очень уставал. После ужина - свободное время для собеседований с причтом и кабинетной работы. Обстановка его кабинета была самая простая. В углу стояла железная кровать с досками вместо матраца, на которой Владыка иногда немного спал. Было много икон, Владыка молился пред ними подолгу, со свечой в руке, несмотря на зажженные лампады. Трапеза его была самой простой, и ел он очень мало. Изредка выходил в сад подышать свежим воздухом. Когда сильно переутомлялся, изнемогши от приемов, уединялся на несколько дней в Лубенский Спасо-Преображенский монастырь. Отдохнув немного, снова принимался за тот же труд. Однажды родители одного юноши, духовно близкие к архиепископу Феофану, пожаловались ему, что единственный их сын, которого они очень любили, совсем отбился от рук: домой приходит поздно ночью и не в трезвом виде. В церковь совсем забыл дорогу. (А ведь был такой богомольный мальчик!) И что с ним делать теперь? Родители просили молитв Владыки о погибающем. И вскоре случилось так, что сын вернулся ночью сильно пьяным, буянил в доме, скверно ругался, а на утро не встал. Приключилась с ним какая-то непонятная для докторов болезнь. Он ничего не ел и не говорил, метался в постели, как помешанный, сильно ослабел при очень высокой температуре. Родители потеряли уже и надежду на его выздоровление, они умоляли Владыку помолиться о нем. Больной был без сознания, стонал, кричал, а потом пришел в себя, но и сам, по-видимому, уже отчаялся в жизни, поскольку не мог ни есть, ни говорить. И вот в таком состоянии он увидел, то ли во сне, то ли наяву какого-то монаха, который строго сказал ему: «Если не исправишься, не оставишь путь греха, которым ты идешь, то непременно умрешь и погибнешь!» Больной со слезами обещал старцу, что исправится. И после этого понемногу смог принимать пищу, а затем вернулась к нему и речь. Непонятная болезнь ¬оставила его, и он начал быстро поправляться. И, как только встал на ноги, первым делом отправился в собор, горячо молился и со слезами каялся. А после службы со всеми богомольцами подошел под благословение Архиерея. И каково же было его изумление, когда в Архиерее он узнал того старца, который говорил с ним ночью и которому он дал обещание исправиться. С той поры юноша исправился и бывал часто у Святителя, благодарил его за его святые молитвы, плакал и умолял простить и снова давал обещание жить по-христиански. Надо ли говорить о том, какую благодарность к Архиепископу имели родители этого юноши? Здесь же, в Полтаве, был другой случай. Состоятельные родители также жаловались на сына, что он ни во что ставит родительский совет не идти тем -путем, которым он шел под влиянием беспутных друзей: путем частых ночных отлучек, попоек и кутежей. Родители же сами, будучи состоятельными, баловали его деньгами. Но пришли к Архиепископу и вздыхали, и даже плакали. А когда архиепископ Феофан, ссылаясь на Божественное Писание и святых Отцов, советовал им не давать сыну денег, держать его строго и наказывать, то родители возражали ему: «Нет, нет, мы будем его воспитывать с «любовью», в «христианском духе». А, когда он вырастет, поймет и оценит наше чуткое воспитание». После этого Владыка замолчал. Сын рос, и с возрастом становился все хуже и хуже. Прежде он просил денег, а теперь стал их требовать и похищать у родителей. Родители - опять к Владыке за советом: как быть и что делать? Владыка им отвечал: «Разве я вам не давал совет, но не от себя: строже держать сына. Разве это мои слова? Вы сами можете прочесть об этом в слове Божием и у святых Отцов. Они ясно говорят, что детей надо воспитывать в строгости, но без жестокости. Вот такое-то воспитание сами дети поймут впоследствии и с благодарностью оценят». Но родители опять свое, опять проповедуют ложное, либеральное воспитание: «Да неужели наш сын не оценит нашей любви к нему?» - «Но подлинная любовь христианская должна выражаться и в строгости. Надо быть справедливым и строгим. Этого требует любовь, настоящая любовь к вашему сыну. Вы сами поймете потом, как вы глубоко ошибались. Да будет уже поздно!» И чем все кончилось? Сын стал на преступный путь, и сердобольные родители прокляли его и лишили наследства. И когда пришли они снова с горьким плачем к владыке Феофану, то говорили, что они тяжко согрешили своим «воспитанием», не послушав его ¬совета. Вспоминая позже этот случай, Владыка говорил: «Да, некоторым родителям, прежде чем воспитывать своих собственных детей, надо бы самим воспитаться, вернее, перевоспитаться в христианском духе. Тогда не получилось бы того, что случилось с этой семьей!» А вот рассказ жены профессора Полтавской Духовной семинарии Л.В.И. о случившемся в их семье. В 1915 году в отпуск с театра военных действий приехал ее сын, офицер, у которого в Полтаве была невеста. Отпуск этого офицера кончался на Пасхальной неделе. Молодые хотели венчаться перед отъездом жениха. Л.В. близко знала владыку Феофана, и он любил всю их семью. И Л.В. пришла к Владыке и просила благословения на бракосочетание в один из дней Пасхальной недели. Владыка, всегда внимательный и готовый помочь всякому просящему, на этот раз грустно задумался и сказал, что он хочет прежде посмотреть в канонах, а тогда даст свой ответ. Через несколько дней мать жениха опять пришла к Владыке. Владыка твердо сказал: «Благословить бракосочетание Ваших детей в эти пасхальные дни я не могу, не имею права, так как Церковь не разрешает этого и для молодых будет большое несчастье, если они не послушают Церкви». Мать страшно огорчилась и наговорила много неприятностей Архиепископу. Она считала, что Владыка, как строгий аскет, не понимает жизни и поэтому не разрешает бракосочетание в совершенно исключительных условиях. Несмотря на запрет Архиерея, нашелся какой-то священник, который согласился совершить их бракосочетание. Обвенчавшись, офицер уехал, оставив молодую жену в Полтаве. Но с этого момента след его был потерян. Несмотря на все хлопоты матери и молодой жены, никто не мог им сказать, где он и что с ним случилось. Рассказывая об этом, Л.В. сильно плакала. Она говорила позже: «Как велик был Владыка архиепископ Феофан!.. И как мы мало его ценили, не понимали и не слушались». Полтавцы знали, как Господь молитвами владыки Феофана исцелял больных и как Владыка своими молитвами многих ограждал от греха. Но если кто-то не слушал его, то сам навлекал этим на себя кару. Несколько раз, по просьбе верующих, владыка Феофан извещал их о загробной участи скончавшегося родственника. Так, в Полтаве проживала благочестивая семья: муж и жена, любившие владыку Феофана. Скончался муж, и вдова по своей простоте спросила: «Владыка святый, скажите ради Христа, Господь Вам откроет, какова судьба моего дорогого покойника?» Архиепископ ей ответил, что если Богу будет угодно, то, быть может, через некоторое время он сможет ей ответить на этот вопрос, но при условии обоюдной молитвы о