Выбрать главу
фана. После Собора, вернувшись в Полтаву, владыке Феофану пришлось пережить большие неприятности при столкновении с украинскими самостийниками, петлюровцами. Захватив власть в Киеве в свои руки, Петлюра и его сторонники потребовали от Полтавского Архиерея совершить торжественную панихиду по бывшем гетмане Украины Иване Мазепе, любимце Царя Петра, но в Полтавском бою предательски изменившему Царю и перешедшему на сторону врагов - шведов и за это преданному Российской Православной Церковью анафеме. На это требование петлюровцев Архиепископ ответил: «Я не могу своею властью, не имею никакого права это сделать, хотя бы уже потому, что бывший гетман Иван Мазепа предан Церковью анафеме за свое предательство. И я, архиепископ Полтавский, этой анафемы отменить не могу. Ей уже более двухсот лет. Эта анафема наложена высшим управлением Церкви того времени.» - «Так это же сделали «москали», русские, в Синоде!» - «Нет! Вы глубоко ошибаетесь. Тогда Синода еще не было, но не было и Патриарха. Церковь ¬управлялась Местоблюстителем Патриаршего Престола. А этим Местоблюстителем как раз был митрополит Стефан (Яворский), уроженец западной Украины. Да и вообще Царь Петр приближал к себе более украинцев. Можно назвать митрополита Феодосия (Яновского), митрополита Феофана (Прокоповича) и других». За этот мужественный отказ совершить противозаконное и антиканоническое деяние самостийники заключили архиепископа Феофана в тюрьму. И он вышел из тюрьмы только тогда, когда самостийные власти сбежали из Полтавы при наступлении Добровольческой Белой армии. 15. Нашествие варваров. Жребий изгнанничества. Югославия. Революционеры-богоборцы Временного правительства продержались у власти всего лишь восемь месяцев. Но на гребне эсеровской революции власть захватили другие богоборцы - интернационалисты-большевики. И началась кровавая расправа со всеми неугодными. Началась гражданская война. Большевики показали свое лицо, лицо «зверя из бездны». Архиепископ Феофан был арестован чекистами. Но, с Божией помощью, все обошлось, Владыку отпустили. Армия Деникина освободила Полтаву от большевиков, однако долго не удержалась и через несколько месяцев пришлось отступить. Владыка вместе с иеромонахом Иоасафом выехал в Крым, в один из монастырей на берегу Черного моря, недалеко от Феодосии. Наступал Праздник Светлого Христова Воскресения, Пасхи, но не было денег, чтобы разговеться. Иеромонах Иоасаф спросил Владыку: «Что нам делать?» - «Надо помолиться,» - сказал Владыка. И вот, шли они по берегу моря, был сильный ветер, волны на море. Одна волна выбросила на берег, прямо к ногам Иеромонаха, большого дельфина. Отец Иоасаф подхватил его, взвалил на плечи и отнес на базар. На вырученные деньги накупил всего для разговления и вернулся к Владыке, сказав: «Велика Ваша вера, Владыка, теперь нам есть чем разговеться». Белая армия, отступая, предлагала епископам «временно» эвакуироваться, потому что красные епископов убивали. И иерархи юга России покинули свои кафедры, предполагая, что это ненадолго. С точки зрения канонов было для этого вполне законное основание: опасность «нашествия варваров». И вот епископы, отходившие с Белой Добровольческой армией, переезжают из Ставрополя в Екатеринодар (Краснодар). Здесь старейший Иерарх, митрополит Киевский и Галицкий Антоний (Храповицкий) выходит из собора со всем духовенством на соборную площадь, запруженную тысячами народа, и, обращаясь к ним, говорит: «Дорогие во Христе, Господе нашем, соотечественники, православные христиане! Вот мы, иерархи Всероссийской Православной Церкви, под напором красных безбожников покинули свои кафедры, отступая вместе с Белой армией, потому что красные изверги всех архиереев, зверски мучая, убивают. Но в сегодняшний день мы решили спросить Вас, народ Божий: что нам делать? Ибо издревле считается, что «глас народа - глас Божий!» Отступать ли и далее с Белой армией, а ведь она, возможно, будет вынуждена временно покинуть земли дорогой нашей Родины, или уже не следует далее уходить, а остаться на волю Божию и принять страдания и мученическую смерть за нашу Святую веру Христианскую? Мы вручаем сегодня себя Господу Богу и Вам. И как Вы решите, так и да будет!» Весь народ закричал: «Нет, нет, нет!.. Уходите, уезжайте за границу. И там усердно молитесь о нас!..» Так решил народ, так ответил «глас Божий»! Здесь же совершили прощальный молебен, и тысячный народ молился со слезами. Казаки подходили прощаться ко всем иерархам. Группа эвакуированных архипастырей с остатками Белой армии отошла в Крым. Здесь епископы ютились в севастопольском Георгиевском монастыре. Через три месяца они покинули и Крым и оказались за пределами России, в Константинополе. Вместе с прочими архиереями архиепископ Полтавский и Переяславский Феофан принял скорбный жребий изгнанничества. Потрясенный эсхатологическими событиями на Родине, архиепископ Феофан был всецело погружен в непрестанную молитву о всех умученных и убиенных зверем и о тех, кто в его власти... Иногда он служил в различных подворьях Афонских монастырей Константинополя. Профессор Н.М. Зернов в своих воспоминаниях «На переломе» дает в немногих словах духовный портрет архиепископа Феофана: «Архиепископ Феофан Полтавский (Быстров, 1874-1940) был ученый аскет, отрешенный от мира. Со склоненной вниз головою, с едва слышным голосом, он иногда служил на одном из афонских подворий. Казалось, что он не замечает окружающих и весь погружен в молитву. От него исходила только ему присущая сила, которая приковывала внимание к этому хилому старцу». Из Константинополя российские иерархи выехали, в основном в Королевство «С.Х.С.», позже названное Югославией, потому что юный король Александр сохранил трогательную любовь и благодарную память к России в лице российских изгнанников. Владыка Феофан приехал в Югославию и поселился в одном из монастырей, в Петковице, предоставленных русским, и был там священноигуменом. Об этом повествует схиархимандрит Амвросий (Мильковский), живший в том же монастыре и рукоположенный архиепископом Феофаном в сан иеромонаха. Он сообщает, что Владыка некоторое время нес очень суровый пост. Его дневное питание составляла просфора с водою. И, кроме того, он носил вериги. Но, убедившись на собственном опыте, что при слабом организме такое питание приводит только к расстройству здоровья, он последовал совету святых Отцов. Чрезвычайное пощение оставил, восприняв умеренность «царского среднего пути». Он приложил все усилия к «умному деланию», к стяжанию непрестанной молитвы, которая с успехом вела в нем «невидимую брань». И Господь даровал ему Свое благословение. Он стяжал этот редкий дар Божий. И все же владыка Феофан прилежал держать довольно строгий пост. Он не вкушал пищи вместе со всеми и, по крайней слабости, не выходил на полевые работы. Все это вызвало непонимание старшей братии. Они осуждали Владыку, роптали на него и предпочитали ему епископа Вениамина, представлявшего тип монаха общественного, социального. Но юные из братии были на стороне владыки Феофана. Старшие не скрывали от него своего ропота. При его, человека молитвы, игуменстве монастырь стал другим; многие, особенно молодые, брали пример со священноигумена. Но понимая то, что успокоить брожение в монастыре он не может, и имея горячее желание иной, затворнической жизни, Архиепископ решил покинуть монастырь в Петковице. Перед отъездом, в день праздника церкви в Петковице, 1 октября 1923 года, когда Владыка совершал Божественную литургию в Петковицком монастыре, некоторые из братии сподобились видеть в алтаре около Святого Престола стоящую и молящуюся вместе с Владыкой святую великомученицу Параскеву (по народному - святую Петку)... Сие дивное видение остановило то недовольство, ту распрю среди братии монастыря против игуменства архиепископа Феофана, ибо святая Параскева показала, что она вместе с ним. Шла война, в Югославии находились немецкие войска. Больной Архиепископ перешел в небольшой монастырь на побережье Адриатического моря, в курортном месте. Монастырь был фактически пустой. Болезнь Владыки усиливалась. Из-за общей слабости он с трудом мог двигаться. Больное горло отнимало последние силы. Владыка с каждым днем все более и более слабел. Богослужений в монастыре не было, некому было служить. А неподалеку был сербский православный монастырь. Однажды в том монастыре зазвонили к вечерне. И Владыка решил, быть может, в последний раз, помолиться в храме. Собрался и пошел на звон. Когда с трудом дошел, то увидел, что иеромонах играет в карты за оградой, епитрахиль его висит на дереве рядом, а храм - на замке. Владыка Феофан подошел к иеромонаху и спросил его: «А что, вечерня уже отошла?» Иеромонах ответил: «Мы позвонили, чтобы верующие знали, что завтра праздник!» - «А вечерняя служба?» - «Так службы у нас не бывает, только - звон!» Архиепископ молча поклонился иеромонаху и в тяжком раздумьи пошел в свой монастырь: «Вот он - тот упадок веры, о котором сказано: «Сынъ Человеческии пришедъ убо обрящетъ ли си веру на земли?» (Лк. 18, 8) У нас, в России, насилием уничтожают веру, а здесь она гаснет сама собою и в пастырях, и в пасомых. С такими печальными мыслями Архиепископ возвратился к себе в келию. В последующие дни он быстро начал терять свои силы. Горло нестерпимо болело. Пищи он не принимал, да и соверше