овеческой речи. А голос Владыки звучал непомерно сильно, на что он обычно неспособен из-за болезни горла. Но наконец сила голоса стала умеренней, спала. Интонации приобрели формы, приближающиеся к обыденной речи. Наконец, голоса его не стало слышно. Однако в комнате загорелся свет свеч. Видимо, страхование уже кончилось, враг-мучитель исчез, но борьба, невидимая брань продолжалась. Архиепископ читал что-то по книге. Отдыху, покою он не предавался, пребывал в молитве весь остаток ночи до самого утра. Однажды келейник, проснувшись, услышал за дверью в келии Владыки не один голос, а два. Один - Владыки, а другой - посторонний, да такой отвратительный, что и передать нет возможности. Этот другой голос, а возможно даже и голоса, силился подавить голос Владыки, произносивший молитвы. Но главное впечатление было то, что голос, главный между голосами, сильно картавил. От этого впечатления, как рассказывал через несколько лет об этом страховании бывший келейник, он содрогался. И временами крик голосов был такой, что голос Владыки совсем исчезал, и нельзя было понять, сколько кричавших было. А потом снова слышался «диалог»: голос Владыки и перебивающий его, отвратительный голос картавого. Юноша усиливался молиться, это ему не очень-то удавалось, особенно во время нарочитой шумихи. Так продолжалось некоторое время. Но вдруг все голоса смолкли... И произошло нечто страшное. До этого случая «действие» никогда не переходило из комнаты Владыки в комнату, где был келейник. А на этот раз получилось по-иному. Враг оказался в комнате келейника. Он был невидим, но духовно осязаем. Он находился у двери, метрах в двух. Келейник, объятый ужасом, продолжал произносить молитву. А тот произнес, но без слов, угрозу. И после этого его не стало... Между прочим, как говорил тот келейник, Владыка в ответ на рассказ о случившемся сказал ему, что в этом страховании бесы явились в образе евреев, не верующих во Христа, и они произносили всевозможные хулы на Него... Бесов было много, а «картавый» был у них за предводителя. Иногда Архиепископ сам говорил о том, сколь трудно и тяжело было. Было, он даже заранее знал, что ему предстоит, так как видел своего врага, притаившегося в помещении и ожидающего ночи. Так однажды утром в Софии в Синодальных покоях Владыка сказал: -Еще накануне понял, что ночь не будет спокойной... «Он» уже с вечера стоял в коридоре, такой огромный и злобный. Я еще подумал: «Ой, будет мне!» Оно и было... Главку эту, дорогие читатели, главку о страхованиях бесовских, надобно нам завершить молитвенными словами святителя Василия Великого, выражающими учение Церкви и Священного Писания об этом: «Господи, Господи, избавлей нас от всякия стрелы летящия во дни, избави нас и от всякия вещи во тме преходящия. Приими жертву вечернюю рук наших воздеяние. Сподоби же нас и нощное поприще без порока прейти, неискушены от злых. И избави нас от всякаго смущения и боязни, яже от диавола нам прибывающия...» 19. Случай исцеления. Поразителен случай исцеления и спасения от неминуемой смерти по молитвам святителя Феофана уже умиравшей Анны Васильевны Аббати. Муж Анны Васильевны, по профессии врач, практиковал в Болгарской Македонии, в округе, зараженном тогда злокачественной малярией, занесенной из Африки. Медицина была бессильна в ту пору бороться с этой неизвестной болезнью. И вот Анна Васильевна заболевает ей. Доктор применил все средства, чтобы спасти жизнь своей жены. Но болезнь не отступила. Конец был близок, больную непрерывно очень сильно трясло, и в судорогах колени подводило к подбородку. Однако, по долгу службы, доктор должен был покинуть свою жену и отправиться в объезд по округу, где свирепствовала эпидемия. Уезжая, он должен был сказать жене страшную правду: «Анечка, тебе остается жить всего лишь часа два.» Услышав такие слова, она попросила мужа немедленно дать срочную телеграмму архиепископу Феофану в Софию. И он дал такую телеграмму: «Эпидемия. Анна Васильевна Аббати при смерти. Максимум два часа жизни. Прошу и умоляю, помолитесь о ее спасении от смерти. Доктор Константин Аббати». В этом трагическом положении он должен был оставить родную жену умирать в одиночестве и уехать на несколько дней... Округ огромный, все горы. Пути сообщения примитивные, тропы для вьючного животного... Через несколько дней он возвращался домой, будучи уверен, что жены в живых уже нет. По дороге ему передали телеграмму, но он, озабоченный тем, что ждет его дома, не читая, сунул телеграмму в карман. Возвращался поздно, усталый, разбитый не только физически, но и - более - морально: «ждет его дома покойница...» Входит и - остолбенел: жена его сидит в кресле, совершенно здоровая, только бледная и слабая. Она рассказала ему, как неожиданно все симптомы болезни в одно мгновение исчезли, и радостно воскликнула: «Ведь это по святым молитвам великого святителя Божия владыки Феофана я здорова!» При этих словах доктор вспомнил о телеграмме, которую он так и не читал. Телеграмма была из Софии: «Молюсь. По милости Божией, больная поправится. А.Ф.» И оказалось, что час отправки телеграммы и момент выздоровления Анны Васильевны совпали... Но когда выздоровевшая Анна Васильевна приехала благодарить владыку Феофана, он не дал ей возможности открыть рот, строго запретил рассказывать кому-либо об исцелении, угрожая, что иначе ее постигнет худшее. И она хранила молчание об исцелении около пятнадцати лет. Только после кончины владыки Феофана в 1940 году она рассказала о чуде исцеления своего. 20. Бедственное положение Церкви после революции. Сразу же после кровавого захвата власти в России богоборцами встал вопрос о Всероссийской Православной Церкви, насчитывавшей свыше ста миллионов человек. Эти миллионы оставались единой силой дореволюционной России. Широко применяемый кровавый террор не ослабил эту силу, а напротив - морально укрепил ее. Вера в жесточайших гонениях усилилась, народ встрепенулся. Проснулись многие из тех, кто спал сном безразличия. Масса народная поняла, что большевистская власть действует в духе антихриста. Но: «Востани, спяй, и воскресни от мертвыхъ, и осветитъ тя Христосъ» (Еф.5,14). И случилось так, что на место каждого «взятого на смерть» (см.: Притч. 24, 11) вставал не один, а готовы были встать многие... Многие провожали своих близких в узы с плачем, однако говорили и завещали: «Помоги, Господи! Укрепи!.. Но живым не возвращайся!» Таково было воодушевление на подвиг за веру. Антинародная, богоборная власть поняла, что ей грозит опасность народного единства. И применила испытанный с древности метод завоевателей «разделяй и властвуй» - раскалывай народное единство и управляй. Таким образом, кроме прямого гонения, террора и убийств, большевистская власть воспользовалась и методом провокационных расколов Церкви. И первый раскол, инспирированный советской властью, - это появление «живой церкви», с последующим выявлением обновленческой церкви со многими подразделениями. Эта советская церковь открыто боролась с Тихоновской, Патриарха Тихона, «контрреволюционной» Церковью. Святейший Патриарх Тихон вместе со Всероссийским Поместным Собором 19 января 1918 года предал советскую власть как власть антихриста анафеме. Главный движущий догмат новоцерковников - признание советской власти властью от Бога, как признание любой власти властью от Бога. При этом они ссылались на неточный перевод в Евангелии на русском языке слов апостола Павла из его послания к Римлянам (13, 1): «Нет власти не от Бога; существующие же власти от Бога установлены». Но на славянском языке читаем: «Несть власть аще не от Бога; сущие же власти от Бога учинены суть». То есть: «Не есть власть, если не от Бога; истинные же власти от Бога установлены». А истинной властью в России может быть только власть Помазанника Божия - Самодержавного Православного Царя. И понятно, что если принять общее утверждение, что вообще любая власть от Бога, то тогда нужно признать и то, что и власть антихриста будет якобы от Бога. Конечно, новое утверждение о природе власти появилось от страха перед новой земной властью, из желания угодить ей, выслужиться перед ней. Тем более что большевистская власть, будучи антинародной диктатурой, требовала от Церкви официального признания, что она - «народная», «законная» и - с точки зрения Церкви - «Богом установленная». Души слабые оправдывали (и по сей день оправдывают) свое малодушие таким признанием. Но для верных Христовых изменить Помазаннику Его все равно что изменить Самому Христу. Затем, по обкатанной уже схеме, действовала советская власть в отношении российского зарубежья: подыскивалось лицо, которое могло бы принять на себя инициативу по организации раскола. Это должен был быть Епископ, уже проявивший себя искателем выдвижений, внешнего почета и власти. Иными словами, такой весьма честолюбивый и властолюбивый Епископ. А советская власть брала на себя задачу помогать кандидату, всячески подкармливая честолюбие избранного лица, пока и сам он не начнет действовать в желательном направлении. Вольно или невольно, но ближайшее окружение митрополита Евлогия (Георгиевского) осуществляло как раз то, что было желательно большевистской власти, которая сумела издать от имени Патриаршего управления указ, создающий все предпосылки для заграничного раскола. На первых порах митрополит Евлогий отверг указ как провокацию боль