совершил еси хвалу» (Мф. 21, 16). Об этой молитве, бывшей в те годы дыханием души ребенка, сам Святитель в последние годы земной жизни говорил одному из келейников: «Ведь все это так умилительно... Да, Господь подает каждому молящемуся соответствующую степень молитвы (см.: 1 Цар. 2, 9 - слав. текст)... А вдуматься-то во внутренний смысл тех детских, беспомощных слов, как хороши они: «Господи, сжалься надо мною и помоги мне, бесконечно слабому, беспомощному и бедствующему Твоему созданию... Сжалься надо мною, Господи!» Отрок Василий жил тихой, незаметной внутренней жизнью. Он был сосредоточен, собран, но при этом светел и радостен. Молитвенное настроение удерживало его от детских шалостей и излишнего пристрастия к играм. Еще в детстве Василий вкусил, «яко благ Господь» (Пс. 33, 9), вкусил от дара молитвы, и молитва соделалась наставником его на всю жизнь. Она научила его бережному отношению к миру душевному, потому что в душе своей он ощутил голос нелицемерного, непререкаемого Судии, Который ясно извещал его, что хорошо, что плохо. Как только пресекалось молитвенное настроение и нарушался мир душевный, Василий понимал, что что-то неладно. Тогда он принимался проверять себя и искать причину случившегося: то ли слово какое неуместное было сказано, то ли совершен поступок, неугодный Богу. И, найдя в душе недолжное, повергался в покаянии пред Богом, умоляя Его о прощении, пока совесть не успокаивалась и пока внутренний судия не переставал обличать его, извещая, что грех Богом прощен и мир душевный восстановлен. Так сердечная молитва и внутренний душевный мир соделались неизменными руководителями его в его духовной жизни. Внутренний наставник этот всегда указывал ему его жизненный путь. 2. Ранние годы Святителя. Любя Господа Бога всеми силами своей чистой души, юный Василий любил и сотворенную Им природу, особенно - не тронутую человеческой рукою суровую природу Севера, среди которой вырос. Он ясно видел в ней Невидимого Бога: «Невидимая бо Его, от создания мира твореньми помышляема, видима суть, и присносущная сила Его и Божество» (Рим. 1, 20). В ту пору она сохранялась еще в своей первозданной, девственной красоте. Все люди этого края были земледельцами. Но земля-кормилица скудна, глина да болота, малоплодородна. Поэтому люди здесь жили небогато, даже в нужде. Лето здесь короткое, а зима долгая. Кругом все леса да топкие места со стоячей водою. В лесах много грибов и ягод: голубика, морошка. Много птиц. И над всем этим - необъятное живое небо. Народ кругом степенный, богомольный, смиренный. И мальчик Василий вдыхал этот благодатный воздух. Сын священника, он, тихий и прилежный, всегда был на виду. Пришло время, он поступил в школу. В учении Господь даровал ему исключительные способности. Они проявились позже и в приходском училище, и, еще в большей степени, в Духовной семинарии и Духовной академии. По бедности и многодетности родителей их младший сын Василий рано покинул свой дом. Он был определен в начальное Духовное училище при Александро-Невской лавре на казенный счет. Мальчик рос худым и физически слабым, но учился очень хорошо: в школе был первым учеником. Но сам он тогда уже понимал, что успехи его зависели не от него, но они - дар Божий. Закончив училище, Василий поступил в Духовную семинарию. О своей учебе владыка Архиепископ позже рассказывал своим келейникам: «В духовной семинарии учиться мне было очень легко. Мне было достаточно прочесть одну страницу, и я мог пересказать ее почти слово в слово. А в классах я был по росту самым маленьким и по летам самым молодым». Видя его необыкновенные способности, его быстро переводили в старшие классы, так что семинарию он закончил на три года раньше тех, с кем поступал в первый класс. Но будущий Архиепископ, осознавая во всем этом великую духовную опасность, дабы не возомнить о себе и не впасть в пагубную прелесть, хранимый Ангелом-Хранителем, молился об уменьшении своих способностей к наукам. Он рассуждал так: «Все хвалили меня, восторгались. И я легко мог возгордиться и возомнить о себе не весть что. Но Ангел Хранитель предостерег меня, и я понял, какая пропасть передо мною зияла». Мы не знаем, была ли услышана его молитва, но само по себе это духовное состояние, моление об отнятии дара Божия, - редчайшее явление в духовной жизни, свидетельствующее о зрелом духовном рассуждении юноши. Василий окончил блестяще курс среднего духовно-учебного заведения, и ему предстояло держать экзамены в высшее учебное заведение, в Санкт-Петербургскую Духовную академию. Было ему тогда неполных семнадцать лет. 3. Студенческие годы. Профессор В.В. Болотов. Профессоры А.П. Лопухин и Н.Н. Глубоковский. Святой праведный Иоанн Кронштадтский. «Поминайте наставники ваша» (Евр. 13, 7). Самый молодой из абитуриентов, совсем еще мальчик, Василий хорошо был подготовлен к экзаменам. Боялся лишь письменного по философии у известного профессора М.И. Каринского, тем более, что философия не входила в семинарскую программу. Готовясь к нему, он молился святому мученику Иустину Философу и святым Великим Вселенским Учителям и Святителям Василию Великому, Григорию Богослову и Иоанну Златоустому, молился о просвещении ума, о подании верной и легкой мысли. То не была легкая и быстрая молитва, но труд молитвенный смиренной души - долгий и сокрушенный, усиленный молитвенный подвиг. И вот настал день испытания. Профессор М.И. Каринский вошел, поздоровался и, повернувшись к доске, написал тему сочинения: «Значение личного опыта для выработки мировоззрения». И возблагодарил Бога юный Василий за тему близкую и понятную. По молитвам святых Господь подал мысль действительно легкую. Работа, на которую отводилось четыре часа, была закончена через полчаса и составляла всего одну страницу. Абитуриент Быстров поднялся и спросил разрешения подать работу. Господин профессор был видимо удивлен. Посмотрев на часы, он с некоторым недоумением сказал: -Ну, хорошо... Подайте. Похоже, что ему подумалось тогда, что самый молодой из абитуриентов просто не понял темы: он несколько колебался, когда принимал лист с сочинением. Попросив Василия немного подождать, экзаменатор начал читать. Во время чтения несколько раз отрывался, внимательно глядя на автора сочинения. Когда дочитал, сказал: -Благодарю, благодарю Вас!.. Вы можете быть свободны. Самый трудный экзамен прошел так быстро и удивительно легко! И оказалось имя Василия Быстрова в списке студентов первым по результатам всех экзаменов. Студент Василий Димитриевич Быстров, пройдя все четыре академических года первым, в возрасте двадцати одного года окончил свое духовное образование. По решению академического совета он был оставлен при академии для научной деятельности в качестве профессорского стипендиата. Впоследствии он очень тепло отзывался об академии: об условиях, в которых жили и учились студенты, о возможности научной работы. Профессоры работали добросовестно и даже талантливо. Среди них блистал драгоценный самородок - профессор древней истории Церкви Василий Васильевич Болотов (1854 - 1900). Василий Васильевич владел очень многими языками, не только новыми, но и древними, и притом изучил их самостоятельно и в кратчайший срок. Он знал греческий, латинский, древнееврейский, сирский и ассировавилонские клинописи, арабский, абиссинский (богослужебный - геез и разговорный - ахмарский), коптский (и древнеегипетские иероглифы), армянский, персидский (клинопись, зенд и ново-персидский), санскрит, немецкий, французский, английский, итальянский, голландский, датско-норвежский, португальский, готский, кельтский, турецкий, финский, мадьярский. Все эти языки Василий Васильевич использовал для своих научных изысканий. Он всех удивлял и поражал своими знаниями, ничего общего не имевшими с его профессорской специальностью, как, например, в высшей математике или в астрономии. Что касается своей специальности, то масштаб его знаний можно понять из следующего примера. Один путешественник, посетивший с научной целью древнейшую христианскую страну Абиссинию, по возвращении в Россию хотел поделиться своими впечатлениями и научными сведениями с профессором Болотовым. Профессор, как глубоко религиозный и церковный человек, регулярно бывал на богослужениях в храме. Об этом узнал путешественник и поджидал его в воскресный день у храма. Когда профессор вышел, востоковед представился ему и сообщил, что он недавно прибыл из путешествия, и начал ему рассказывать о том, что видел. Но оказалось, что профессор знает обо всем этом несравнимо больше, чем сам путешественник. Он знал, где и какие памятники находятся, памятники археологические на камнях, пергаменте, папирусе и прочие писчие материалы древности. Профессор знал обо всех сведениях, которые они сообщали, даже в дохристианское время. Он знал самые языки, на которых сделаны надписи, языки давно исчезнувшие, и многие из этих надписей он цитировал по памяти. Профессор сам говорил обо всем том, на что путешественник смотрел как бы слепыми глазами и не видел того, что эти немые свидетели сообщали из далекой-далекой древности, потому что не знал тех языков, на которых эти надписи сделаны. Профессор все говорил и говорил, не умолкая, как бы читая по книге. Сам путешественник признавался позже владыке Феофану: «Я просто онемел от удивления и очарования. Ведь профессор Болотов никогда не бывал в Абис