инии, а знал в таких археологических подробностях все тамошние памятники. Подумайте только о том, что он цитировал мне многие надписи и сопровождал все это такими историческими пояснениями, что далекая, отстоящая от нас на тысячи лет картина событий оживала с поразительною реальностью, как бы в пересказе очевидца... Я быстро превратился только в благодарного и восторженного слушателя. Мне было страшно неудобно, что я такому человеку хотел рассказывать что-то новое, чего он не знал. Профессор Болотов оказался как бы жителем тех мест и тех далеких времен, а я пытался ему сообщить что-то новое об Абиссинии из моих мимолетных скудных впечатлений. Он знал все в таких мельчайших подробностях, о которых я и понятия не имел... Мне пришлось во всем откровенно признаться профессору и просить его извинить меня». Так пересказывал архиепископ Феофан то впечатление, которое произвел профессор Василий Васильевич Болотов на путешественника по Абиссинии. Профессор Василий Васильевич Болотов происходил из простонародья. Он был сыном сельского псаломщика, родился 1 января 1854 года. С детских лет он проявил недюжинные способности в учении и этим обратил на себя всеобщее внимание. Так, он окончил с отличием духовное училище и семинарию. Будучи учеником семинарии, он настолько хорошо знал древнегреческий язык, что составил канон на этом языке святому Василию Великому, имя которого носил. Случайно попавшая ему в руки грамматика абиссинского языка, выданная ему по ошибке вместо еврейской грамматики, привела к тому, что он изучил абиссинский язык. По отзывам учителей семинарии, Василий Болотов занимал в классе место «выше первого» и настолько выше первого, что надо было пропустить за ним сорок номеров, чтобы поставить следующего ученика («Светлой памяти проф. В.В. Болотова». В. Преображенский. Рига, 1928, с.1). Поступив в Санкт-Петербургскую Духовную академию, он также сразу привлек к себе особое внимание Совета профессоров академии. Когда профессор по кафедре древней истории Церкви скончался, то Совет академии вынес решение не занимать освободившуюся кафедру до окончания курса студентом В.В. Болотовым, - настолько этот студент высоко поставил себя в научном отношении. Решение это было вынесено в 1878 году, а в 1879 году, всего лишь через несколько месяцев после окончания курса, он блестяще защитил магистерскую диссертацию по древней истории Церкви и занял профессорскую кафедру. Тема защиты была: «Учение Оригена о Святой Троице». Эта тема требовала многосторонних и глубоких познаний как в богословии, так и в философии. Рецензент, профессор И.Е. Троицкий, отзывался об этом сочинении как о заслуживающем трех докторских степеней («Светлой памяти профессора В.В. Болотова,» с.2). За многочисленные последующие труды в этой области он был удостоен научной степени «доктора церковной истории». При его знании многих языков, он был членом различных комиссий: по вопросу о старокатоликах, о присоединении халдеев-сирийцев к Православию и проч. Наконец, он был членом государственной «Астрономической комиссии». Перед этой комиссией ставился вопрос о возможностях реформы календаря. Но когда профессор Болотов прочел свой доклад, с привлечением массы научного материала - астрономического, математического, археологического, коснулся и древних календарей, вавилонского и других, - Комиссия вынесла решение, что вопрос о реформе календаря научно необоснован. Все это и многое другое говорил о Василии Васильевиче Болотове архиепископ Феофан. Этот одаренный профессор с особым теплом относился к юному студенту Василию Димитриевичу Быстрову. Так, однажды во время экзаменационной сессии профессор Болотов вошел в аудиторию, в которой шел экзамен по одному из важных предметов академического курса. Но в экзаменационной комиссии профессор не участвовал. В то время как студенты томительно ожидали своей очереди, чтобы сдать экзамен, Василий Васильевич неожиданно сел рядом со студентом В.Д. Быстровым. Вполне естественно, студент был смущен всем этим. Но профессор своим простым и подчеркнуто дружественным отношением к студенту преодолел это смущение и не как профессор, а как состудент товарищески начал расспрашивать Василия Димитриевича: - Наверное, устали? Я ведь по себе знаю, что экзаменационная сессия очень утомляет, отнимает много сил. Но Вы же, как всегда, подготовились? - Да, я усиленно работал. Но знаю ли я предмет, об этом я не могу судить, об этом скажет уж экзаменационная комиссия. - Не сомневаюсь в Вашей подготовке. Но это ожидание отнимает много сил. «И как-то незаметно профессор начал интересоваться моей подготовкой к экзамену, - вспоминал позже Владыка. - Однако его вопросы не были по форме вопросами профессора к студенту. Нет, по тону это были вопросы из беседы двух студентов, но разных курсов, старшего и младшего. Он спрашивал, но так, как бы желая убедить меня в моем знании. Профессор ни разу не показал своего превосходства в знаниях. С его стороны это был вполне коллегиальный, дружественный и даже дружеский разговор. Однако эта беседа затронула круг вопросов несравнимо шире академического курса. - Прекрасно, прекрасно... Будьте спокойны. Успех обеспечен! После этих слов профессор вдруг встал и, обращаясь к комиссии, сказал: - Студент Василий Димитриевич Быстров сдал экзамен по предмету на «отлично»! Но я не мог знать, что эта, столь необычная дружеская беседа, окажется экзаменом. По-видимому, профессор, дабы подчеркнуть свое доброе, сердечное ко мне отношение и в то же время, чтобы освободить меня от волнений, предварительно договорился с комиссией, что произведет экзамен частным порядком. Поэтому председатель комиссии, обращаясь ко мне, во всеуслышание заявил: -Итак, экзамен Вами, как Вы слышали, уже сдан. Вы можете быть свободны! Профессор Болотов, обращаясь ко мне, тихо сказал: -Итак, мы свободны. Мы можем уйти! Идемте! Всем происшедшим я был поражен и, конечно, глубоко признателен профессору В.В. Болотову... Но слава и хвала принадлежат Господу.» Профессор благоволил к юному студенту, видя в нем не только соратника. Много общего было у профессора со студентом. Оба они выходцы из села, из простонародья. Первый - сын сельского псаломщика, второй - сын сельского священника. Оба, несомненно, вымолены молитвами родителей. Оба знали нужду по личному опыту. Оба проявили незаурядные способности. Оба с блестящими успехами прошли учение в духовном училище и в семинарии. После этого так же блестяще закончили высшее образование в одной и той же Санкт-Петербургской Духовной академии. И один, и другой отобраны и оставлены академическим Советом в качестве профессорских стипендиатов и магистрантов. И тот, и другой в год окончания курса начали преподавать в академии. Болотов в качестве профессора в возрасте двадцати пяти лет, а Быстров в возрасте двадцати одного года в качестве доцента. Оба носили одно и то же имя - святого Василия Великого, усердно молились ему, и он был их покровителем и руководителем. Все это, безусловно, сближало их и роднило. К глубочайшему сожалению, профессор Василий Васильевич Болотов, ведший строгий, аскетический образ жизни, скончался совсем молодым, сорока шести лет. Глава Российского государства Государь Император Николай II выразил от своего лица и от лица всей Августейшей Семьи глубочайшее соболезнование по поводу смерти его, назвав профессора доктора Василия Васильевича Болотова «несравнимым». Господь послал ему праведную кончину. За три часа до смерти он произнес следующие знаменательные слова: - Как прекрасны предсмертные минуты! Спустя час он сказал: - Я умираю! Он продолжал сохранять обычное свое жизнерадостное состояние и не переставал произносить отдельные слова, хотя с трудом: - Иду ко Христу... Христос идет... За четверть часа до кончины он перестал говорить, сложил руки на груди и, закрыв глаза, как бы уснул. За десять минут до смерти вошел священник и, коленопреклоненный, с больничным персоналом прочел отходную молитву. Кончина случилась во время Всенощного бдения под Великий Четверг, 5 апреля 1900 года. Зная пророчества святых о наступлении в скором будущем грозных событий, он при жизни повторял: - Нет, я не жилец ХХ века! Вечная память! Из других профессоров выделялся профессор Александр Павлович Лопухин (род. в 1852 году). Он известен своими миссионерскими трудами в Северной Америке. В академии он занимал в разное время различные кафедры и выпустил много научных трудов, начиная с апологетики и кончая толкованием Священного Писания Ветхого и Нового Завета. Профессор А.П. Лопухин очень хотел оставить владыку Феофана, в ту пору иеромонаха, а затем архимандрита и доцента по кафедре Библейской истории, занимаемой им самим, продолжателем своего дела и завещал ему посмертно свою многотысячную библиотеку. Но Господь судил иное. Из более молодых профессоров Владыка вспоминал позже имя заслуженного профессора (это официальный титул) и доктора по кафедре Святого Писания Нового Завета Николая Никаноровича Глубоковского (1867 - конец 1930-х). Профессор этот был человеком феноменальной памяти. Он знал все Писание Нового Завета на языке подлинника, на греческом языке и на церковнославянском и русском языках. Среди наставников и преподавателей академии необходимо упомянуть и имя святого праведного Иоанна Кронштадтского. Отец Иоанн формально не являлся пр