ако его вопросы не были по форме вопросами профессора к студенту. Нет, по тону это были вопросы из беседы двух студентов, но разных курсов, старшего и младшего. Он спрашивал, но так, как бы желая убедить меня в моем знании. Профессор ни разу не показал своего превосходства в знаниях. С его стороны это был вполне коллегиальный, дружественный и даже дружеский разговор. Однако эта беседа затронула круг вопросов несравнимо шире академического курса. - Прекрасно, прекрасно... Будьте спокойны. Успех обеспечен! После этих слов профессор вдруг встал и, обращаясь к комиссии, сказал: - Студент Василий Димитриевич Быстров сдал экзамен по предмету на «отлично»! Но я не мог знать, что эта, столь необычная дружеская беседа, окажется экзаменом. По-видимому, профессор, дабы подчеркнуть свое доброе, сердечное ко мне отношение и в то же время, чтобы освободить меня от волнений, предварительно договорился с комиссией, что произведет экзамен частным порядком. Поэтому председатель комиссии, обращаясь ко мне, во всеуслышание заявил: -Итак, экзамен Вами, как Вы слышали, уже сдан. Вы можете быть свободны! Профессор Болотов, обращаясь ко мне, тихо сказал: -Итак, мы свободны. Мы можем уйти! Идемте! Всем происшедшим я был поражен и, конечно, глубоко признателен профессору В.В. Болотову... Но слава и хвала принадлежат Господу.» Профессор благоволил к юному студенту, видя в нем не только соратника. Много общего было у профессора со студентом. Оба они выходцы из села, из простонародья. Первый - сын сельского псаломщика, второй - сын сельского священника. Оба, несомненно, вымолены молитвами родителей. Оба знали нужду по личному опыту. Оба проявили незаурядные способности. Оба с блестящими успехами прошли учение в духовном училище и в семинарии. После этого так же блестяще закончили высшее образование в одной и той же Санкт-Петербургской Духовной академии. И один, и другой отобраны и оставлены академическим Советом в качестве профессорских стипендиатов и магистрантов. И тот, и другой в год окончания курса начали преподавать в академии. Болотов в качестве профессора в возрасте двадцати пяти лет, а Быстров в возрасте двадцати одного года в качестве доцента. Оба носили одно и то же имя - святого Василия Великого, усердно молились ему, и он был их покровителем и руководителем. Все это, безусловно, сближало их и роднило. К глубочайшему сожалению, профессор Василий Васильевич Болотов, ведший строгий, аскетический образ жизни, скончался совсем молодым, сорока шести лет. Глава Российского государства Государь Император Николай II выразил от своего лица и от лица всей Августейшей Семьи глубочайшее соболезнование по поводу смерти его, назвав профессора доктора Василия Васильевича Болотова «несравнимым». Господь послал ему праведную кончину. За три часа до смерти он произнес следующие знаменательные слова: - Как прекрасны предсмертные минуты! Спустя час он сказал: - Я умираю! Он продолжал сохранять обычное свое жизнерадостное состояние и не переставал произносить отдельные слова, хотя с трудом: - Иду ко Христу... Христос идет... За четверть часа до кончины он перестал говорить, сложил руки на груди и, закрыв глаза, как бы уснул. За десять минут до смерти вошел священник и, коленопреклоненный, с больничным персоналом прочел отходную молитву. Кончина случилась во время Всенощного бдения под Великий Четверг, 5 апреля 1900 года. Зная пророчества святых о наступлении в скором будущем грозных событий, он при жизни повторял: - Нет, я не жилец ХХ века! Вечная память! Из других профессоров выделялся профессор Александр Павлович Лопухин (род. в 1852 году). Он известен своими миссионерскими трудами в Северной Америке. В академии он занимал в разное время различные кафедры и выпустил много научных трудов, начиная с апологетики и кончая толкованием Священного Писания Ветхого и Нового Завета. Профессор А.П. Лопухин очень хотел оставить владыку Феофана, в ту пору иеромонаха, а затем архимандрита и доцента по кафедре Библейской истории, занимаемой им самим, продолжателем своего дела и завещал ему посмертно свою многотысячную библиотеку. Но Господь судил иное. Из более молодых профессоров Владыка вспоминал позже имя заслуженного профессора (это официальный титул) и доктора по кафедре Святого Писания Нового Завета Николая Никаноровича Глубоковского (1867 - конец 1930-х). Профессор этот был человеком феноменальной памяти. Он знал все Писание Нового Завета на языке подлинника, на греческом языке и на церковнославянском и русском языках. Среди наставников и преподавателей академии необходимо упомянуть и имя святого праведного Иоанна Кронштадтского. Отец Иоанн формально не являлся профессором Духовной академии, но по существу он еonoriз caузa доктор и профессор этой Духовной академии, поскольку учился в ней и окончил ее, и трудами своего слова, своей «Жизнью во Христе» далеко превзошел всякие знания. Владыка Феофан говорил об этом неоднократно. Он лично знал святого праведного Иоанна, они даже совершали совместно Божественную литургию. Однажды произошел очень памятный для владыки Феофана случай, свидетельствующий о дивном даре прозорливости батюшки Иоанна. Владыка рассказывал, что в ту пору он был инспектором академии. Он готовился назавтра совершить Литургию в одном из храмов столицы, где был престольный праздник. Но случилась у него срочная, неотложная работа: представить письменный доклад Митрополиту. Он рассказывал: «С вечера и всю ночь я писал экстренный доклад, и по этой причине мне не пришлось отдыхать. Когда я окончил свою работу, было уже утро, надо было ехать в храм. А там, среди прочего духовенства, сослужил со мной и отец Иоанн. Обедня кончалась, священнослужители в алтаре приобщились. В удобный момент, во время запричастного, отец Иоанн подошел ко мне и поздравил с принятием Святых Таин. А потом особенно внимательно посмотрел на меня и, покачав головою, сказал: «Ох, как трудно всю ночь писать, а потом, совсем не отдохнувши, ехать прямо в храм и совершать Божественную литургию... Помоги, помоги Вам Господи и укрепи!» Можете себе представить, как отрадно было слышать от такого человека такие слова. Я вдруг почувствовал, что вся моя усталость моментально исчезла при этих словах... Да, великий был праведник отец Иоанн Кронштадтский!» Помолчав немного, Владыка продолжал: «А как много было людей, слепых и глухих, не принимавших отца Иоанна и очень грубо относившихся к нему. И даже среди священников были такие. Так, например, как-то прибыл отец Иоанн на престольный праздник в один из храмов Петербурга. А настоятель храма, увидев его, начал кричать на него: - Кто тебя приглашал сюда? Что ты явился? Я тебя не приглашал. Ишь ты какой, «святой». Знаем мы таких святых! Отец Иоанн смутился и говорит: - Успокойтесь, батюшка, я сейчас уеду... А тот кричит на него: - Ишь ты какой «чудотворец». Убирайся отсюда! Я тебя не приглашал... Отец Иоанн кротко и смиренно попросил прощения и покинул храм... А был и иной случай в кронштадтском Андреевском соборе, где отец Иоанн был настоятелем. Здесь один из прислужников начал возмущаться: - Что ты всем раздаешь деньги, а мне, я тебе служу, ты никогда ничего не дал. Что это такое? Батюшка смутился, молчит и, видимо, внутренне молится. А тот продолжает возмущаться и ругать его, не стесняясь в выражениях. Случившийся здесь псаломщик вступился за ба¬тюшку: - Ты что, на самом деле, в своем ли ты уме?! Да разве так можно?! Стыдно и страшно подумать о том, что ты говоришь батюшке. И, перебирая заслуги отца Иоанна, он упомянул между прочим, что ведь он - отец настоятель. - А ведь верно, ведь я же - настоятель. Разве можно с настоятелем так разговаривать?! Нет, нет, нет... Нельзя, нельзя... Сказав это, отец Иоанн повернулся и ушел.» Владыка Феофан заметил: «Какое смирение у отца Иоанна! Ни дара прозрений, ни дара исцелений, ни чудотворений - ничего из этого он себе не приписал. А только, что настоятелю так нельзя говорить!» Несмотря на то, что отец Иоанн окончил академию на много лет раньше владыки Феофана, в стенах академии сохранилась студенческая память о студенте Иване Ильиче Сергиеве. Будущий светоч Кронштадтский и Всероссийский имел обыкновение в свободное от лекций время уединяться в пустой аудитории. Читая святителя Иоанна Златоуста, будущий великий церковный пастырь молитвенно радовался о великом Святителе, восторгаясь душевно от прочитанного. Владыка Феофан всегда отмечал, говоря об отце Иоанне Кронштадтском, присущую ему непосредственность, свидетельствовавшую о его сильной вере, чистоте и девственности его души. Батюшка Иоанн всегда был чистым и непосредственным, как дитя. Владыка Архиепископ, будучи еще архимандритом и инспектором Санкт-Петербургской Духовной академии, принял участие в похоронах великого пастыря в 1908 году. 4. Пастырь и учитель. Духовник Царской Семьи. В 1896 году Василий Димитриевич назначен доцентом Санкт-Петербургской Духовной академии по кафедре Библейской истории. На третьем году своей профессорской деятельности, в 1898 году, он принимает монашество с именем Феофана в честь преподобного Феофана Исповедника, епископа Сигрианского, и в благоговейную память преосвященного Феофана, затворника Вышенского. В том же году его рукополагают в сан иеродиакона и иеромонаха. В 1901 году Высокопреосвященным митрополитом Санкт-Петербургским и Ладожским Антонием (Вадковским)