Возвращение вглубь своего "я" ведет в глубину, где мы впервые увидели жизнь, познали жизнь, где мы были живы в Боге вместе с другими людьми. Только из самой сердцевины этого оазиса прошлого, далекого или близкого, можем мы отправиться в дорогу, в обратный путь с обращением "Отче", а не "Судия" на устах, с исповеданием греха и с надеждой, которую ничто не в силах уничтожить, с твердой уверенностью, что Бог никогда не допустит нашей приниженности, что Он стоит на страже нашего человеческого достоинства. Он никогда не позволит нам стать рабами, ибо Его творческим Словом и нашим предназначением мы призваны быть сынами и дочерьми Его по усыновлению. Мы можем идти к Нему с полным доверием, зная, что Он ждал нас все то время, пока мы и не вспоминали о Нем. Он Сам выйдет нам навстречу, когда мы нерешительно приближаемся к дому. Он Сам заключит нас в объятия и оплачет наше жалкое состояние, измерить которое мы не умеем, потому что не знаем, ни откуда мы пали, ни сколь высокое призвание презрели. Мы можем идти к Нему в уверенности, что Он оденет нас в первую одежду, в славу, которой Адам лишился в раю. Он облечет нас во Христа, в Котором вся первозданность, более ранняя, чем весенняя свежесть, в которой мы были рождены. Он - человек, каким его задумал, возжелал Бог. В Него мы должны облечься. Слава Духа Святого покроет нас, обнаженных грехом. Теперь мы знаем, что как только мы возвратимся к Богу, Он вернет нам Свое доверие, даст нам перстень, силой которого Адам разрушил гармонию, вызванную к бытию творческой волей Божией; перстень Единородного Сына, Который умер на кресте из-за человеческого предательства и Чья смерть была победой над смертью; Чье Воскресение и Вознесение - наше возвращение - уже эсхатологически осуществились в полноте единения с Отцом.
Когда мы возвращаемся в отчий дом, когда остаемся лицом к лицу с судом нашей совести и Бога, суд этот не основывается на глубине нашего богословского видения, он основывается не на том, что один только Бог может нам дать как путь приобщенности к Его жизни. Божий суд основывается на одном: "Ты - человек или ты ниже достоинства человека?" Вы, вероятно, вспомните в этой связи притчу об овцах и козлищах у Матфея (25,31-46): Господи! когда мы видели Тебя алчущим... или жаждущим... или странником... или нагим... или больным... или в темнице?.. Если мы не умеем вести себя, как человек, мы никогда не поймем, как вести себя по-Божьи. Если мы возвратились в Отчий дом, если мы должны облечься во Христа, если сияние Духа должно исполнить нас, если мы хотим совершить наше призвание и стать истинными детьми Божиими, Его сынами и дочерьми, мы должны прежде всего изо всех сил постараться добиться того, что в нашей власти - стать человечными, поскольку чувства товарищества, сострадания, милосердия заложены в нас, независимо от того, хороши мы или дурны.
Мы можем возвратиться к Отцу. Мы можем возвратиться с доверчивой надеждой, потому что Он - хранитель нашего достоинства. Он хочет нашего спасения. Он требует только одного: Сын Мой, отдай сердце твое Мне, все остальное Я сам приложу, - как говорит Премудрый. Эта дорога шаг за шагом ведет нас оттуда, где мы находимся, слепые, вне Царства, хотя страстно желаем увидеть его полноту внутри себя и победу его над всем вокруг; эта дорога ведет нас туда, где мы окажемся перед судом Божиим. Мы видим, как прост этот суд, как велика должна быть в нас надежда и как в этой надежде мы можем идти к Богу, твердо зная, что Он Судия, но в первую очередь Он - Искупитель наш, Тот, Кому человек настолько дорог, драгоценен, что мера, цена нашего спасения в Его очах - вся жизнь, вся смерть, все борение и богооставленность, весь ужас, который претерпел Единородный Сын Божий.
ПРИТЧА О СУДЕ
От смоковницы возьмите подобие: когда ветви ее становятся уже мягки и пускают листья, то знаете, что близко лето. Так, кома вы увидите все сие, знайте, что близко, при дверях. О дне же там и часе никто не знает, ни ангелы небесные, а только Отец Мой один. Итак, бодрствуйте, потому что не знаете, в который час Господь ваш придет (Мф. 24, 32, 33, 36, 42).
Когда я читал некоторые места Евангелия или проповедовал на эти тексты, меня неоднократно поражало, что мы провозглашаем Суд как часть Благовестия. Также услышите о войнах или о военных слухах. Смотрите, не ужасайтесь (Мф. 24, 6). Поднимите головы ваши, потому что приближается избавление ваше (Лк. 21, 28). Даже последние слова книги Откровения, Ей гряди, Господи Иисусе! - передающие чаяние и страстное устремление ранней Церкви, для многих звучит как угроза: они готовы отозваться на них словами молитвы молодого блаженного Августина: "О Боже, даруй это... но еще не сейчас". У многих христиан сама мысль о Суде Божием вызывает ужас, они думают о возможном осуждении, а не о грядущей победе правды и Бога. Мало кто способен молиться словами одного юноши: "Я люблю Тебя, Боже; если Твоя победа означает мою погибель, пусть я погибну, но пусть придет Твоя победа!" Мы слишком легко забываем обетование Христа: Слушающий слово Мое и верующий в Пославшего Меня шест жизнь вечную, и на суд не приходит, но перешел от смерти в жизнь (Ин. 5, 24). Мы не чувствуем в этих словах отзвук грядущей победы, либо потому что ждем победы Божией недостаточно цельным сердцем, либо просто по маловерию: подчас даже хорошо известные слова: Верую, Господи, помоги моему неверию! превосходят нас.
И все же весть о суде - да, благая весть. Она содержит обетование, что Господь придет и соберет Своих детей, и не останется больше страдания и зла. Весть о суде - благая весть и с другой, менее привычной стороны: из Библии очевидно, что мы не будем судимы по меркам человеческим; мерило, по которому будет оценивать нас Бог - Его абсолютное и неумолимое утверждение, что имеет значение только любовь, причем любовь чистая и полностью воплощенная в жизнь (Иак.2). Нам часто кажется, что это непосильное требование. Так кто же может спастись? - изумляются ученики. Человекам это невозможно, Богу же все возможно, - отвечает Господь (Мф.19, 25). Сама мера требований - превосходящая человеческие силы - свидетельствует о том, что мы призваны уподобиться Богу, и все, что ниже этого, недостойно человека. Удивительным образом это передано в рассказе Матфея о подати кесарю (22, 15-22): Позволительно ли давать подать кесарю, или нет? На первый взгляд: вопрос затрагивает проблему гражданства и общественной ответственности последователей Христа. Но, по слову одного нашего современного богослова, суть дела гораздо глубже? Что искушаете Меня, лицемеры? Покажите Мне монету, которою платится подать, - отвечает Христос, и продолжает: Чье это изображение и надпись? Говорят Ему: кесаревы. Итак, отдавайте кесарево кесарю, а Божие Богу. То, что носит образ кесаря, принадлежит ему, а то, что носит образ Божий, принадлежит Богу; отдавайте каждому свое - деньги тому, кто чеканит их и запечатлевает своим знаком; но всего себя отдавайте Тому, Чей образ запечатлен в вас. Мы столь же безраздельно Божий, как монеты, которыми платят подать, - кесаревы.
Чтобы до конца понять весь ряд притч Христовых о суде, следует смотреть гораздо шире. Притчи эти затрагивают не столько действия, сколько само бытие. В сердцевине вопроса о Суде - вера; ведь Сам Христос сказал: Верующий в Меня спасен будет, но вера гораздо большая, чем та, которая нам привычна: Уверовавших же будут сопровождать сии знамения: именем Моим будут изгонять бесов; будут мерить новыми языками; будут брать змей; и если что смертоносное выпьют, не повредит им; возложат руки на больных, и они будут здоровы (Мк.16, 17-18).