В каждый момент нашей жизни мы можем быть подлинными и реальными, если только решаемся на риск быть тем, что мы есть, а не пытаемся подражать чему-то или подгонять себя под заранее надуманный образ. Но наша истинная сущность не может быть открыта путем простого наблюдения над нашим эмпирическим "я", а только в Боге и через Него. Каждый из нас - образ Живого Бога, но этот образ напоминает старинную картину, поврежденную, вновь записанную или грубо отреставрированную, так что ее уже невозможно узнать. Но в ней все же сохранились какие-то черты подлинника, и специалист, тщательно ее исследовав, может, отправляясь от того, что осталось в ней подлинного, расчистить всю живопись от позднейших записей. Апостол Павел советует нам найти себя во Христе и Христа в себе; вместо того, чтобы сосредоточиваться на том, что в нас дурно, безобразно и греховно, научиться видеть, что в нас уже Богообразно, и, обнаружив это, оставаться верным нашему подлинному и лучшему "я". Вместо того, чтобы без конца задаваться вопросом: "Что во мне дурно?", не лучше ли спросить себя: "В чем я уже подобен Богу? Благодаря чему я в гармонии с Ним? Какой путь я уже прошел к мере полного возраста Христова?" Не будет ли это большим вдохновением в нашем устремлении к совершенству?
Заботы, тревоги, страхи и желания обступают нас со всех сторон, и такое смятение у нас в душе, что мы почти не живем внутри себя - мы живем вне себя. Мы настолько сбиты с толку и одурманены, что требуется прямое Божие вмешательство или продуманная дисциплина, чтобы мы пришли в себя и пустились в тот путь внутрь, которым мы пройдем сквозь себя к Самому Богу. Бог непрестанно призывает нас. Он пытается открыть двери нашей внутренней кельи. Его любовь, мудрая, дальновидная, порой может показаться нам безжалостной. Ангел-хранитель Ермы говорит ему: "Не бойся, Ерма, не оставит тебя Господь, пока не сокрушит или сердце твое, или кости твои!" Мы редко осознаем Божию милость, когда она проявляется через болезнь, тяжелую утрату или оставленность, а вместе с тем как часто только таким путем Бог может положить конец внутренней и внешней суете, которая уносит нас, словно поток. Как часто мы восклицаем: "Ах, был бы у меня хоть краткий период покоя; ах, помогло бы мне что-нибудь осознать, что в жизни есть величие, что вечность существует!" И Бог посылает нам такие моменты, когда нас внезапно настигает болезнь или несчастный случай; но вместо того, чтобы понять, что настало время опомниться, задуматься и обновиться, мы отчаянно боремся за то, чтобы как можно быстрее вернуться к былому состоянию, отвергая дар, скрытый в этом действии Божием, которое страшит нас. А когда приходит большое горе, вместо того, чтобы вырастать в полную меру жизни и смерти, мы полностью погружаемся в самих себя, предаемся саможалению и теряем из вида вечность, в которую могли бы вступить вместе с Тем, Кто, по слову апостола Павла, ныне облекся вечностью.
Однако и способность использовать дарованные Богом обстоятельства требует внутренней и внешней дисциплины и просвященной веры, способной распознавать путь Божий. Такое прозрение вовсе не означает, что мы вправе возложить именно на Бога ответственность за все дурное, что происходит в мире. Согласно древнему христианскому учению, три воли ведут борьбу за судьбы мира: Божия воля, мудрая, полная любви, свободная, всемогущая, неизменно терпеливая; воля сатаны и сил тьмы, всегда злая, однако не имеющая власти над душами человеческими; и воля падшего человека, неустойчивая, колеблющаяся между зовом Божиим и обольщением дьявола, наделенная страшной властью свободного выбора между Богом и Его соперником, между жизнью и смертью, между добром и злом.
Когда мы думаем о духовной дисциплине, мы обыкновенно думаем в категориях правил жизни, умственных правил, молитвенных правил, цель которых - тренировка в том, что представляется нам образцом настоящей христианской жизни. Но если посмотреть на людей, подчинивших себя строжайшей дисциплине такого рода, если самим сделать попытки в этом направлении, мы обычно видим, что результаты оставляют желать лучшего. Обычно это происходит потому, что мы подменяем цель средствами, мы настолько сосредоточиваемся на средствах, что никак не достигаем цели, вернее, достигаем очень малого, не стоившего стольких усилий. Мне кажется, это следствие непонимания того, что такое духовная дисциплина и в чем ее цель.
Мы должны помнить, что дисциплина - не муштра. Слово "дисциплина" связано со словом discipulus, ученик. Дисциплина это состояние ученика, его положение по отношению к учителю и к тому, что он изучает. Если попытаться понять, что значит ученичество на деле, когда оно приводит к дисциплине, мы обнаруживаем следующее. Прежде всего, ученичество означает искреннее желание учиться, решимость научиться любой ценой. Ясно, что слова "любой ценой" могут означать для одного человека гораздо больше, чем для другого. Все зависит от рвения, убежденности или от устремленности к научению. И однако для каждого конкретного человека это происходит "любой ценой". Не так часто находишь в своем сердце искреннее желание учиться. Как правило, мы готовы учиться сколько-то, при условии, что от нас не потребуется слишком уж больших усилий, а конечный результат оправдает их. Мы не уходим в учение всецело, неразделенным сердцем, и в результате часто не достигаем того, чего могли бы достичь. Поэтому, если мы хотим с пользой стать учениками и научиться дисциплине, которая принесет плоды, первое условие - цельность устремлений. Но дается это нелегко.
Мы также должны быть готовы заплатить цену ученичества. Ученичество никогда от начала до конца не дается даром; это постепенное преодоление всякой самости ради того, чтобы вырасти в единство с чем-то более великим, чем наше "я", что в конечном итоге вытеснит нашу самость, завладеет и станет всем в нашей жизни. В опыте ученичества всегда наступает момент, когда на ученика нападает страх; он видит впереди смерть, с которой должно столкнуться его "я". Позднее окажется, что это не смерть, это жизнь - большая, чем его собственная. Но каждый ученик должен сначала умереть, чтобы возвратиться к жизни. Для этого требуется решимость, мужество, вера.
А раз так, ученичество начинается с безмолвия и слушания. Когда мы слушаем кого-нибудь, нам кажется, что мы молчим, потому что не произносим слов; но ум наш непрерывно работает, наши чувства живо откликаются, наша воля соглашается или не соглашается с тем, что мы слышим; более того, сколько мыслей и чувств, не имеющих никакого отношения к слушаемому, роится в нашей голове. Не такое безмолвие предполагается при ученичестве. Настоящее безмолвие, к которому мы должны стремиться как к исходной точке, это полный покой ума, сердца и воли, полный покой всего, что есть в нас, включая и тело наше, чтобы мы могли в полноте воспринимать услышанное слово, быть - все внимание и одновременно в полном покое. Безмолвие, о котором я говорю, это безмолвие часового на посту в минуту опасности; он весь - внимание, замер в напряжении, чутко прислушивается к каждому шороху, каждому движению. Чуткое безмолвие - вот что прежде всего необходимо при ученичестве, а оно не дается без усилий. Оно требует от нас воспитания внимания, воспитания тела, воспитания ума и чувств, чтобы мы владели ими полностью и совершенно.
Цель этого безмолвия - уловить то, что нам будет предложено: слово, которое прозвучит в тишине. И мы должны быть готовы услышать это слово, каково бы оно ни было. Это требует нравственной и интеллектуальной цельности, потому что часто мы слушаем в надежде услышать то, что нам хочется, и готовы, услышав не те слова, которых мы ожидали, в любой момент либо выключить ум или внимание, чтобы не слышать; либо пустить в ход нашу злосчастную способность ложно понимать и ложно истолковывать, вернее, понимать по-своему то, что говорится по-Божьи. Здесь опять-таки очень важно воспитание нравственной и интеллектуальной цельности. Приобретя ее, мы, слушая, услышим; мы можем слышать смутно или ясно, мы можем услышать все, что нам необходимо знать, или, на первых порах, лишь самое основное, что позволит нам лучше направлять внимание, узнать больше о безмолвии и слушании. Но чтобы слышать, мы должны быть готовы принять любое обращенное к нам слово; чтобы понимать, мы должны быть готовы сделать все, что ни повелит Бог.