Эта часть заставила Феббса задрожать от удовольствия. И он задрожал, вынудив тем самым дородного джентльмена отодвинуться от него и приподнять от удивления брови.
— Обращен, — сказал Феббс вслух, — в тряпку. Дородный вытаращился на него.
— В тряпку, — раздраженно повторил Феббс. — Разве вы не понимаете? Или иудейско-христианская традиция ослабила силу вашего воображения? Вы — патриот?
— Я — патриот, — как бы оправдываясь, произнес дородный джентльмен.
— Со стеклянными глазами, — сказал Феббс. — Естественно симулирующий. Конечно, если не иметь хороших зубов, ровных и белых, если бы не эти невидимые наполнители, и вы не могли бы снять желтый налет, это было бы просто картинкой. Ясно — что уж тут о голове говорить!
Бизнесмен стал несколько напряженно читать газету.
— Я дам вам сведения из официальных источников, — сказал Феббс, — по поводу Деформатора Гражданской Информации. Это И-У, а вовсе не террор. Не совсем. Я имею в виду, что он не убивает. Он входит в класс конф.
— Я знаю, что это значит, — быстро проговорил дородный джентльмен, не отрывая глаз от своей газеты. Было ясно, что он не собирался продолжать дискуссию. По причинам, которые ускользнули от Феббса. Феббс решил, что, наверное, этому мужчине просто стало стыдно за свое невежество в таком жизненно важном вопросе. Это означает смятение. Дезориентацию.
— Деформатор Гражданской Информации, — продолжил Феббс, — строит свою работу на том, что в современном обществе каждая заполненная официальная бумага должна быть зарегистрирована на микрофильм, трижды, четырежды или пятикратно. Три, четыре или пять копий должны быть сделаны в каждой инстанции. Оружие действует сравнительно несложным способом. Все микрокопии, после того, как они были размножены на ксероксе, попадают в соосные линии в хранилищах данных, обычно подземных, вдалеке от населенных пунктов, на случай тотальной войны. Вы же знаете, они выживут. Записи должны выжить. Таким образом, Деформатор Гражданской Информации запускается с поверхности земли до другого места на поверхности, скажем, от Ньюфаундленда до Пекина. Я выбрал Пекин, потому что это сино-юго-азиатское скопление гражданского населения и учреждений Нар-Востока, то есть там находится часть всех их записей. Он наносит удар, разворачиваясь в течение микросекунды, вне поля зрения, на земле, и от него не остается никаких заметных следов. Одновременно он расширяет псевдоподию, которая ведет поиск под землей до тех пор, пока не натолкнется на ось, несущую данные в архив. Понимаете?
— У-гу, — сказал дородный бизнесмен почти искренне, пытаясь читать. — Скажите, этот новый проект спутника предполагает…
— С этого момента Деформатор начинает свою работу таким образом, что даже слово «вдохновение» здесь не подходит. Он отстраняет единицы и измерения от всех прочих данных, фундаментальных ячеек информации таким образом, что они больше не согласуются. Иначе говоря, копия номер 2 начального документа не может быть полностью наложена на копию номер 1. Копия номер 3 расходится с копией номер 2 еще в более высокой степени. В 4-ой существующей копии оно реформируется таким образом, что…
— Если вы так много знаете об оружии, — внезапно грубо перебил его солидный бизнесмен, — почему же вы в таком случае не в Фестанг-Вашингтоне?
Сэрли Г. Феббс с едва заметной улыбкой произнес:
— Я там и нахожусь, приятель. Подожди — и все поймешь. Ты еще услышишь обо мне. Запомни имя: Сэрли Г. Феббс. Запомнил? Сэрли Феббс. «Ф» как в слове «флюс».
Дородный произнес:
— Скажите мне одну только вещь. Только откровенно, мистер Феббс, «ф» как в «флюсе». Я не желаю больше ничего слышать, в меня просто больше уже не влазит. Вы сказали «тряпка» — что это было такое? Почему «тряпка»? «Стеклянные глаза», сказали вы. И что-то насчет «естественно симулирующего». — Неловко, с видимым отвращением он добавил: — Что вы имеете в виду?
— Я имею в виду, — сказал спокойно Феббс, — что что-то должно остаться как напоминание. Чтобы вы знали, кого увидели. — Он подыскивал подходящее слово, чтобы выразить свои намерения. — Как память.
Из громкоговорителя донеслось:
— Мы производим посадку в Аэропорту «Линкольн». Наземное путешествие в Фестанг-Вашингтон длиной в 35 миль к востоку можно произвести за небольшую дополнительную плату. Сохраните корешок от вашего билета, и цена будет самая низкая.
Первый раз за все путешествие Феббс выглянул из окна и увидел под собой свой новый приют, потрясающий своими размерами: необъятно разбросанный центр населения, который был столицей Запад-Блока. Источник, из которого исходила вся власть. Власть, к которой он теперь тоже принадлежал.
Ситуация в мире могла быстро измениться. И он мог, как показывал этот разговор, предвидеть ее, используя свои знания.
Подожди, вот я сяду на сверхсекретной закрытой сессии Правления в подземном кремле с генералом Нитцем и мистером Ларсом и всеми этими прочими приятелями, сказал он сам себе. Соотношение сил между Востоком и Западом будет радикально изменено. И, Боже, об этом узнают и в Нью-Москве, и в Пекине, и в Гаване!..
Корабль, освещая пространство пламенем реактивных двигателей, начал плавно опускаться.
Но как же наилучшим способом, спросил Феббс сам себя, я смогу служить моему блоку власти? Я не собираюсь получить этот кусочек в одну шестую, этот единственный компонент, который соком имеет право разрабатывать. Этого недостаточно для меня. По крайней мере, после такого разговора. Он заставил меня прямо посмотреть на вещи. Я — главный эксперт по оружию. Хотя, конечно, у меня нет всех этих формальных степеней какого-нибудь университета или Военно-Воздушной Академии в Чейенне. Разработка? Разве это все, что я могу предложить из всего моего уникального знания и такого выдающегося таланта? Ведь нужно возвратиться к Римской империи или даже дальше вглубь веков, чтобы найти мне равных.
Конечно же, нет, подумал он. Внедрение — это дело средних людей. Да, я знаю только компьютерную грамоту, говоря статистическим языком. Но за всем этим — Сэрли Грант Феббс, как я только что сказал этому человеку рядом со мной. Средних людей очень много. В Правлении всегда сидит шесть человек, но существует всего лишь один Сэрли Феббс.
Мне нужно совершенное оружие.
И когда я попаду туда и на полном основании сяду рядом с ними, я на все наложу свою руку. Нравится им это или нет.
10
Когда Ларс Паудердрай и другие вышли из зала, где просматривали видеопленку с 278-ым, к ним приблизился некто праздношатающийся.
— Мистер Ланферман? — Прерывистое дыхание, глаза как вшитые пуговицы, круглые, как футбольный мяч. Плохо одетый, похожий на сломанный тростник человек тащил за собой огромный чемодан с образцами. Он остановился перед ними, перекрыв все пути к отступлению. — Мне нужна всего лишь одна минутка. Позвольте мне сказать вам кое-что, пожалуйста?
Это была одна из «головных болей» Джека Ланфермана. Встреча с оператором полей Винсентом Клагом. В сложившихся обстоятельствах трудно было сказать, кому можно было больше посочувствовать — Джеку Ланферману, который был крупным, влиятельным и дорогим, равно как и занятым, не имеющим лишнего времени. (Гедонист, чье время превращалось в физические наслаждения). Или Клагу.
Годами Винсент Клаг бродяжничал. Одному Богу было известно, как он добился доступа в подземную часть Ассоциации Ланфермана. Возможно, кто-то, занимающий самый незначительный пост, в порыве жалости приоткрыл шлюзы на мельчайшую долю миллиметра, понимая, что если не сделать этого, Клаг навсегда останется беззаботным вредителем, который никогда не перестанет досаждать. Но этот акт достаточно эгоистического сострадания, выраженный одним из мелких сотрудников Ланфермана, находящихся чуть выше поверхности, едва ли перевел проблему вредительства на одну ступень вниз — в буквальном смысле. Или вверх, если смотреть на это фигурально. Потому что теперь Клаг занимал такую позицию, что мог досаждать самому боссу.