Выбрать главу

Насколько можно об этом судить по имеющимся у нас документам, божественные известия (communications divines), обретаемые св. Игнатием, почти всегда имели форму простых видений. Наиболее известным исключением являются здесь знаменитые слова, услышанные в Ла Сторте. Другим исключением является, возможно (если только речь не идет здесь о харизме еще более непонятного характера), милость, отмечаемая в «Дневнике» с 11 по 28 мая и обозначенная латинским (не испанским) словом «loquela», дар loquela («говора»), данный свыше (divinitus). 11 мая он говорит нам о двойном «говоре» – внутреннем и внешнем, и о «такой внутренней гармонии относительно внешнего “говора”, что и не расскажешь». На следующий день он отмечает «внутренний “говор” с такой сладостью, что подобен был небесному “говору” или музыке»; благоговение возрастает «со слезами от чувства того, что чувствовал или усваивал свыше». 13 мая внутренний «говор» дивен и сильнее, чем в предыдущие дни. 22 его посещают сомнения относительно «вкуса или сладости “говора”: не под действием ли злого духа прекратилось духовное “посещение” слезами? Ему показалось, что он слишком услаждается «тоном “говора”, т. е. его звучанием, не слишком обращая внимание на значение слов и “говора”» (с. 139, 38). Слезы возвращаются, он успокаивается и действительно продолжает отмечать этот «говор» до 28 мая. Чем был этот «говор», внутренний и внешний, приятный для слуха, словно музыка, который в то же время обладает смыслом и наставляет Игнатия? Идет ли речь о внутренних словах, обычных в мистике, но, как мы сказали, мало привычных, как кажется, для Игнатия? Возможно. В любом случае, дар этот остается неясным.

Но самым необычным и поистине озадачивающим в мистической жизни Игнатия, в особенности в том, что открывает нам его «Дневник», является то место, какое занимают в ней слезы, дар слёз. В первой части рукописи, за сорок дней, со 2 февраля по 12 марта, слезы упоминаются 175 раз, или в среднем более четырех раз в день; во второй части с 14 марта появляются алгебраические пометки (а 1 d, потом О С Y), к которым впредь, вплоть до 27 февраля 1545 г., будут сводиться заметки, ежедневно отмечающие присутствие, изобилие или отсутствие слёз до мессы, на ней и после нее, на молитве, в комнате или в часовне; с конца мая более развернутые записи исчезают и на оставшиеся девять месяцев «Дневник» превращается в реестр, в котором тщательно регистрируется этот дар слёз. Добавим, что упоминание о слезах 26 раз сопровождается упоминанием рыданий (sollozos); четырнадцать раз отмечается, что слезы мешают святому говорить: например, 3 марта в начале мессы он испытывает все мыслимые трудности, когда пытается начать и сказать «In nomine Patris»; иногда изобилие слёз таково, что он опасается потерять зрение, если продолжит служить мессу, например, 5 февраля, 4 марта, а также 5, 6, 7 и 21 октября.

Таков факт в своей материальной действительности, факт, которому я не знаю подобных в католической литературе. Если католическая традиция всегда с большим почтением относилась к слезам и к сокрушению (сокрушению из страха и сокрушению из любви) и с еще большим – к мистическому дару слёз[92], то мне не кажется, что кто-то из святых, будь то мужчина или женщина, на деле отводил им подобное место[93].

Истолковывать этот факт как учащение слёз вследствие болезненного, старческого ослабления нервной системы или же проявление чрезмерно эмоциональной натуры, не способной совладать со своими чувствами, объяснять заботливое наблюдение святого за своими слезами детской иллюзией ценности чисто физиологического явления – гипотеза удобная[94], но не выдерживающая никакой серьезной проверки. Игнатий никогда не считался ни слабоумным, ни неврастеником: друзья и недруги единодушно видят в нем сильную личность с железной волей, управляемой твердым рассудком. Самих его дел достаточно, чтобы это засвидетельствовать: в 1544–1545 гг. в разгаре работа по организации и расширению Общества; это момент основания первых коллегий, а сам Игнатий учреждает в Риме Casa Santa Marta (дом св. Марфы) и собирается основать Римскую коллегию и Германикум…

вернуться

92

Некоторое количество текстов собрано в исследовании о. Ж. Навателя (J. Novatel), La devotion sensible, les larmes et les Exercices. Enghien, 1920 (CBE, n. 64); среди старинных трактатов самыми развернутыми мне представляются три книги св. Роберта Беллармина (Roberto Bellarmino), De Gemitu columbae sive de Bono lacrymarum. Rome, 1617: I, о необходимости слёз; II, источники; III, плоды, – хотя святой распространяется здесь, прежде всего, о слезах боли и достаточно мало о слезах любви, II, 10; см. также Lopez Ezquerra, Lucerna mystica (1961), tr. 5, с. 15, подробно говорится об излиянном даре слёз и его различных формах; Бенедикт XIV, De Servorum Dei Beatif., III, с. 26, п. 10–11; Theophile Raynaud, Heteroclita spiritualia, I, sect. 2, p. 5, n. 20 ss., etd. О слезах как «выражении мистического чувства» у св. Августина см. замечания А. Мандуза в VieSpir., LX(1939), p. 34–55.

вернуться

93

Между тем может быть небезынтересно отметить то значительное место, какое отводит слезам в своем «Искусстве созерцания» бл. Раймунд Луллий, (cf. RAM, 6/1925/, p. 373–377, и мой труд Etudes de theologie mystique. Toulouse, 1930, p. 305–309), сходство которого с Игнатием в отдельных моментах неоднократно отмечалось, например, Е. Allison Peers, Studies of the Spanish Mystics, I, London, 1927, p. 4 ss.

вернуться

94

Такова гипотеза M. Баумгартена (М. Baumgarten) в Zeitschr. F. Kirchengesch., 56 (1937), p. 405–408; в его глазах Игнатий – натура болезненно эмоциональная и наивная, принимающая самые банальные явления за видения, плачущая при всяком удобном случае, разделяющая свойственное определенным кругам той эпохи увлечение слезами, которые считались неотъемлемой частью благоговения, теряющаяся в деталях и бесконечных замечаниях о вещах самых незначительных… То, что здоровье Игнатия было шатким и часто плохим, факт известный; в частности, письмо римских общников к общникам испанским конца 1543 г. свидетельствует о том, что в это время он вынужден был по слабости здоровья переложить на них свою переписку (Epist. S. Ign., 1.1, p. 285), и действительно за 1544 г. в издании мы находим лишь три записки и фрагмент письма (ibid., р. 291 ss.), куда меньше, чем за предыдущие и последующие годы; его забота о деталях, о наблюдениях, о заметках – черта не менее известная и объединяет его с людьми весьма великими, например, с Наполеоном; то, что он обладал очень живой чувствительностью, несмотря на необычайное самообладание, о каковом свидетельствует каждая страница «Мемориала» Гонсалвиша да Камары, к коему отсылает нас о. М.Б., вещь несомненная, и это показывает нам «Дневник»… Но целая пропасть отделяет все эти факты от слабости духа, недостатка силы и инфантильного иллюминизма, каковые приписывает Б. основателю Общества Иисуса, чьи очевидные дела и влияния, засвидетельствованные во всех документах, стали бы тогда самой неразрешимой загадкой.