Таким образом, Игнатий хочет подготовить, прежде всего, верных и самоотверженных служителей. Какими средствами?
Средства духовной подготовки
При чтении различных документов, которые открывают нам принципы этой подготовки, становится ясно, что первым и главным средством достижения этой цели было для святого решительное самоотречение, полный отказ от удовольствий, от почестей, прежде же всего отречение от собственного суждения и воли путем всецелого послушания. Не один человек легко придет в удивление, увидев, что в этом процессе не отводится большего или, по крайней мере, более заметного места молитве, как словесной, так и мысленной, которая играла столь значительную роль в формации самого Игнатия, особенно в Манресе. Другой повод для удивления: когда мы начинаем подробно разбираться в средствах, призванных воспитывать это самоотречение, то наблюдаем любопытное смешение благоразумных предосторожностей и дерзких испытаний, кидающих воспитанников Игнатия к людям, в «госпитали» или на тропы паломничества. Какова связь между молитвой и самоотречением, осторожностью и испытанием в духовной подготовке, которую осуществлял Игнатий? Уточнив для себя эти два момента, мы получим уже довольно четкое представление об этой формации.
В Конституциях святой придает первостепенное значение подобающим средствам сохранения и развития Общества, тем, которые «объединяют орудие с Богом и приспосабливают его к руке Его», и «особенно братской любви и чистоте намерений в служении Богу, а также близости к Богу в духовных упражнениях благочестия»[153]. Сам он, как мы видели, не только посвящал в Манресе по семь часов в день молитве, но и в конце своей жизни, в Риме, в 1555 г. по-прежнему уделял ей по два часа ежеутренне после служения или посещения мессы, не говоря уже о других молитвах[154].
В программах подготовки, которые он наметил для послушников, как и в его практической деятельности на первом месте стоят experimenta, испытания, среди которых первое место занимают Упражнения. Но мы не видим, чтобы помимо них для этих послушников предусматривались или проводились более долгие молитвы, предназначенные для того, чтобы привить им привычку к молитве мысленной. Таким образом, представляется, что Игнатий считал, что эти Упражнения с различными их образами совершения молитвы сами по себе составляют достаточное введение в молитву, благодаря которому молодые монашествующие, если только они поистине подвергнут умерщвлению свои страсти и обретут твердое основание в деле самоотречения, без труда смогут находить Бога во всем, по излюбленному его выражению.
В этом деле ему приходилось сопротивляться очень сильному течению. Как мы видели, Родригеса и Ле Же привлекла в Бассано созерцательная жизнь отшельников: на протяжении всего времени своего правления Игнатий вынужден будет бороться с увлечением этими долгими молитвами, которые в то время, в особенности в Испании, представлялись многим подлинным мерилом святости и главным, если не единственным, путем единения с Богом. Не Луис ли де Гранада, столь мудрый и благоразумный, в то же самое время, в 1553 г., в своем «Молитвеннике», предназначенном для всех верующих, не колеблется возвести в принцип то, что невозможно будто бы истинно соединиться с Богом в молитве, если не посвящать ей полтора или два часа подряд[155]? Эта тенденция грозила увлечь многих любимых учеников Игнатия: Франциска Борджу, который надолго сохранит тоску по отшельнической жизни, испробованной им в Оньяте; Андреса де Овьедо, который, вместе со своим другом Онфруа, 8 февраля 1548 г. обращается к своему настоятелю с просьбой в форме увещевания, требуя, чтобы он позволил им вдвоем или вместе с другими на семь лет уйти в уединение, чтобы там, следуя примеру Господа нашего и Иоанна Крестителя подготовиться к апостольским делам[156].
В пространном возражении, написанном Поланко и проверенном Игнатием, отправленном в 1549 г. Бордже, чтобы рассеять иллюзии Овьедо и Онфруа, среди прочего содержится ответ на суждение, которое отстаивал последний в своем послании: будто бы «час или два медитации не являются молитвой, и требуется больше часов»[157]. Этой mala doctrina («дурной доктрине»), прибегая к доводам, основанным на примере Господа нашего, святых и благочестивых верующих, Игнатий противопоставляет следующее истинное учение: «Если молитва есть “прошение, обращенное к Богу” (petitio decentium a Deo) или, если дать более общее определение, “возношение разума к Богу с благочестивой и смиренной любовью” (elevatio mentis ad Deumperpium ethumilem affectum), и если это можно сделать меньше, чем за два часа, даже меньше, чем за полчаса, как можно отказывать в названии и сущности молитвы тому, что не превышает одного или двух часов? И неужели восклицания, так ценимые Августином и святыми, не являются молитвами? Сколько времени, помимо своего основного занятия, следует посвящать молитве студентам, находящимся в обучении ради служения Господу и блага Церкви, если они должны сохранять свои умственные способности в достаточно хорошей форме, чтобы предаваться труду и беречь свое здоровье? Нужно иметь в виду, что человек служит Богу не только тогда, когда молится, потому что если бы он служил Богу только молитвой, то и круглосуточной (если такое вообще возможно) молитвы было бы недостаточно, так как человек должен быть предан Богу полностью. Бывает и так, что Богу можно послужить другими делами более, нежели молитвой…». Обратим внимание на важный момент, всегда один и тот же: служение Богу – будь то молитвой или любым другим способом.
155