Духовные копи

— Где же его работы? — воскликнул собеседник, распаленный рассказом.

— В тридцатых годах по грубому лжесвидетельству в Бухаре расстреляли твоего дедушку. Когда твой отец узнал об этом — он сжег на городской свалке все свои работы. А мой отец за огромные деньги выкупил уже проданные и тоже передал ему, — печально рассказал преподобный.

— И ни одной работы не осталось?

— Почему же? — таинственно сообщил священник. — Одна осталась.

— Ну? — простонал Бахадыр.

— По заказу шейха Касима, в подарок одной златовласой особе королевской крови, твой отец написал икону «Недреманное Око», а спустя двадцать лет хитроумные наследники

златовласой особы с удовольствием поменяли мне ее на негашеный «Голубой Маврикий» в маленьком отеле с видом на Энгадин, близ Санкт-Морица. Сейчас она висит в алтаре моего храма. К сожалению, по уставу моего монастыря, в алтарь допускаются только христиане, и показать я ее вам не смогу, но поверьте мне на слово — это шедевр, причем с очень редким сюжетом*.

* Грех не упомянуть, что с молодым художником преподобный общался на чистейшем «фарси», который изучил после своего перевода (еще тогда офицера) из Афганистана в Арабские Эмираты. Да, рукоположился он так же где-то в тех краях. Ходили слухи, что архиерей, посвящавший отца, взял с него торжественное обещание обязательно когда-нибудь вернуться обратно, поскольку быстрее его еще никто не находил общего языка с местным населением, что, впрочем, было не удивительно — до своего возведения в сан отец Савва возглавлял местную советскую контрразведку под именем наследника шейха Аль Касима. «Наследник» обходился СССР ежемесячно в гигантские, шестизначные суммы, но это того стоило, и за первый же год своей службы он завербовал весь город, за исключением грудных младенцев и местного художника Бахадыра. Здесь и далее — примеч. автора.

50

Было дело, что просвещенный в области духовной молодой иерей из города, отец Борис, укорил отца Савву за дружбу с одним атеистом.

— Что тут поделаешь, — развел руками преподобный. — Господь так любит людей, что для тех, кто твердо убежден, будто Его нет, Его действительно нет. Человеческому рассудку это непостижимо, но хотя бы оцените уровень свободы.

51

Однажды у отца Саввы сломался мотоцикл, отец поставил своего железного друга у обочины, перекрестился и сказал: «Слава Богу».

— Иногда я не понимаю тебя, отче! — признался путешествующий с ним молодой иерей Борис.

— Ничего сложного, чадо мое недальновидное, — улыбнулся преподобный. — У Бога ничего случайного не бывает. Судя по всему, впереди нас ожидала авария, и тебе могло оторвать правую руку, тебя почислили бы за штат, и остаток жизни ты провел бы сторожем в городском ботаническом саду.

— Слава Богу за все! — воскликнул испуганный иерей и благодарно потер правую руку.

— Аналогично! — поддержал его отец Савва и принялся за ремонт.

52

Отец Савва давал следующее определение настоящего патриотизма:

— Каждому человеку при рождении Господь дает ту родину, которая наиболее пригодна для спасения данного человека. Эту землю можно по праву считать своей Землей Обетованной и отдать за нее жизнь.

— Значит, эмигрантам спастись сложнее? — уточнили вопрошавшие.

— Да-с, условий меньше, оттого и тоскуют, — кивнул он.

53

— Скажи мне, честный отче, — спросил однажды отца Савву молодой толстый инок, — ты когда-нибудь скоромился во время Великого поста?

— Нет, — признался тот, — хотя пытался дважды. Один раз в войну, но меня «снял» с бронетранспортера вражеский снайпер, и я не успел даже пережевать скоромное. А второй раз я, будучи уже иподьяконом, забрался глубокой ночью с куском пармезана на колокольню, но в самый неподходящий момент прилетела говорящая ворона и крикнула на всю округу: «Скоромишься, сволочь?!»* Пришлось для сокрытия греха отдать весь пармезан ей.

— Весь, весь?! — облизнулся молодой толстый инок.

— Абсолютно весь, — гордо подтвердил преподобный.

* Сволочь — вышедшее из употребления название помощника архиерея, обычно иподьякона, помогающего архиерею переоблачаться (сволакивать облачение) во время богослужения.

54

Отец Савва постоянно читал про себя Иисусову молитву, отчего со стороны казалось, что он чего-то себе постоянно бормочет под нос.

— Извините, — извинялся он, когда на это обращали внимание братья.

— За что? — понимающе пожимали плечами опытные монахи.

— За слово-сорняк, — пояснял он.

— За какое? — ужасались братья.

— Извините, — повторял преподобный.

55

— Сколько стоит истина? — лукаво спросил однажды преподобного один приезжий римский антиквар, поставляющий по случаю в монастырь редкие иконы.

— Тридцать сребреников, но продавать не советую, — по-доброму рекомендовал преподобный.

— Не смейтесь надо мной! — негодовал негоциант. — Я не продавец, я чиновник.

— Я в курсе, что продавец повесился, — кивал головой отец Савва. — Значит, теперь его интересы представляют чиновники?

56

Тонкая полемическая «шпилька» в дискуссии со сторонниками трансцендентальной йоги.

Каждую проповедь для братии отец Савва начинал со слов: «Завтра уже было, почему мы еще не улетели? Давайте, исповедуем это, братья!»

Братья верили отцу и выстраивались в очередь к друг другу на исповедь.

57

— Вот, отче честный, — обратились как-то к отцу Савве пронырливые семинаристы, — есть пастыри для солдат, есть пастыри для бывших в плену заблуждений, раскольников, есть даже пастыри для разбойников. А вы для кого пастырь?

— Ну, если следовать вашей дикой классификации, — с улыбкой ответил он, — то я, наверное, в большей степени — пастырь для спивающихся инженеров.