еня оставляла человеческая помощь, на которую я только и надеялся! У другого есть надежда на высшую помощь, но ее отверг мой развратный ум. Время шло, болезнь моя еще больше усилилась, на теле появились пупырышки, которые перешли в гнойные раны, от которых несся смрадный запах; и я не знал что и делать. Целые ночи я не спал и не находил себе покоя. – И какие страшные картины рисовались тогда в моем воображении! Вот как теперь помню, однажды мне представилось: мрачное, сырое, душное подземелье… смрад не дает дохнуть, кругом тьма… отовсюду несутся стоны, крики и какое-то дикое рычанье… Страшно стало мне, мороз по коже пробежал, я вздрогнул и раскрыл глаза… Свеча горела тускло…, в комнате было темно, и я насилу забылся. Как только я стал засыпать, вдруг почувствовал в своей руке другую руку. Я вздрогнул, раскрыл глаза и – Боже мой – что я увидел? предо мною стояла моя мать. Я не мог вообразить, как и каким образом она очутилась предо мною. Да ведь она умерла, – подумал я, как же она может существовать? А между тем сердце билось при виде дорогой матери. Она была вся в белом и только в одном месте было черное пятно; ее лице было сумрачно, и она была вся в каком-то полумраке. «Я – твоя мать, – начала она; твои беззакония и твоя распутная жизнь, полная неверия и безбожия, дошли до Господа, и Он хотел истребить тебя, стереть с лица земли. Ты не только погубил себя, но даже запятнал и нас и это черное пятно на моей одежде твои тяжкие грехи. Господь, говорю, хотел поразить тебя, но отец твой и я молились пред престолом Всевышнего о тебе, и Он захотел обратить тебя к Себе не милостью, потому что ты этого не мог понять, а строгостью. Он знал, что одна могила наша для тебя дорога здесь, и потому не допустил тебя к ней, поражая сверхъестественною болезнью, дабы ты признал над собой высшую силу, тобой отвергаемую, но ты не обратился! Потом Господь послал меня к тебе – это последнее средство для твоего исправления. Ты не признавал Бога, будущей жизни, бессмертия души, вот же тебе доказательство загробной жизни: я умерла, но явилась и говорю с тобою. Уверуй в отрицаемого тобою Бога. Вспомни твою мать, которая, жизни не жалея, старалась сделать из тебя истинного христианина». С этими словами лицё ее еще больше помрачилось, глухие могильные рыдания раздались в комнате и потрясли мою душу. «Еще раз заклинаю тебя, – продолжала мать, – обратись к Богу. Ты не веришь, и, может быть, думаешь объяснить мое явление расстройством твоего воображения, но познай, что твои объяснения ложны, и я своим духовным существом предстою пред тобой. И, в доказательство этого, вот тебе крест отвергнутый тобою – прими его, иначе погибнешь. Уверуй – и твоя болезнь исцелится чудесным образом. Погибель и вечный ад тебе, если ты отвергнешь меня»! Так сказала мать – и скрылась. Я опомнился и увидал в руке своей маленький крестик, во всей комнате пахло чем-то невыразимо хорошим. Сверхъестественное явление матери, ее просьбы и проклятия потрясли до самой сокровенной глубины мою душу; никогда, кажется, не бывало со мной такого переворота, совесть поднялась со всею силой, прежние убеждения рушились – и я в минуту, кажется, весь переродился. Какое сладостное, непонятное чувство у меня явилось в груди, и я хотел уж поблагодарить Бога за Его милость, за Его благодатное обращение меня, но вот услышал что кто-то идет ко мне… я прислушался, и в комнату мою вошел лакей, держа у себя чайную чашку с водою. – «Искушай-ко, батюшка, может и полегче будет; это святая водица с животворящего креста», – проговорил мой лакей, подавая чашку. Я с радостью принял его предложение и, приподнятый им выпил воды. Господи! не могу вспомнить без слез этой чудесной минуты: я тут же почувствовал себя здоровым, члены стали повиноваться, язык стал свободно говорить, на месте струпов остались одни только пятна, и в этом-то подтвердились слова матери. Я встал и первым моим делом было помолиться пред образом который принес лакей, у меня же своего не было, потому что я считал это суеверием! После этого я пошел в церковь и там молился… И сколько было искренности в этой непритворной молитве, когда душа могла свободно высказаться пред Господом после долговременного рабства в оковах греха и служения сатане! Тут же я отправился на дорогую могилку… целовал я ее, плакал и эти слезы омывали прежнюю мою жизнь и были раскаянием блудного сына. День моего исцеления – и духовного и телесного был 15-е число месяца июля, и я всегда праздную его, как день своего избавления. Пробывши еще несколько дней там, я решился уехать оттуда сюда, потому что в судебные следователи поступил один товарищ моей буйной жизни, а видеться с ним мне не хочется. В свет же я не поеду, потому что он мне опротивел. Я здесь хочу потрудиться, загладить свою прежнюю жизнь. Завтра будут у вас причастники, и вы, может быть, позволите мне после исповеди приобщиться св. страшных и животворящих Христовых Тайн, потому что я лет десять не был удостоен этого, – вы же мне посоветуете, что мне делать для заглаждения прежней моей жизни».