В то время вселенские патриархи к Москве приехали. Преподобный же, по повелению цареву, пойде в оные богадельны, обложив себе глубоким смиренномудрием. И егда с монахом Марком, да с монахом Иосифом, прозываемым Рябиком, пришед в те богадельны уже к вечеру, начали но обычаю своему вечернее пение совершати, такожде и малое повечерие, и три канона: Иисусу сладчайшему, пресвятей Богородице и ангелу-хранителю, между же канонов акафист пресвятей Богородице и молитвы спальные и всю по ряду службу, яже в пустыне обыкоша творити. Дьявол же, не терпя таковая пения слышати, начат на полатех крепко стучати и нелепыми гласы кричати, укоряя преподобного безстудными вещаньми, глаголя: «ты ли, калугере [315], пришел еси семо изгнати мя? пойди убо ко мне, переведаемся со мною». Преподобный же нимало куда обозреся, а дьявол единаче кричаше: «пойди, калугере, переведаемся со мною». Егда же прииде время акафист пресвятей Богородице читати, и убо, воззрев на небо, воздвиже руце горе и удари в перси своя крепко; слезы же со мною». Егда же прииде время акафист пресвятей Богородице читати, и убо, воззрев на небо, воздвиже руце горе и удари в перси своя крепко; слезы же от очию его яко град потекоша, и паде ниц на землю от великия жалости, и паки от земли воста начат велегласно, по обычаю своему, акяфиет читати. Дьявол же, молитвами преподобного яко огнем жегом, отскочи оттуда, яко стрела быстра, и умолче в то время, дондеже акафист преподобный чаташе. Егда же соверши, тогда паки начат дьявол нелепыми гласы вопити, глаголя: «ой же убо ти, плакса! еще ты расплакался; пойди ко мне, я с тобою переведаюсь». Егда же преподобный с теми монахи, по обычаю своему, то церковное правило совершиша и уже в нощи огонь погасиша, тогда преподобный с теми монахи начали келейное правило исправляти. И начат преподобный на дьявола пред Богом неутешно плакати, да изженет его оттуду. Дьявол же воскрича велиим гласом: «ох, ох, калугере, еще ты в потемках расплакался»; и застучал на полатех зело крепко, глаголя: «аз к тебе иду», и умолче».
«Монах же Марко глаголет: аз убо от страха вон из келлии хотех бежати, преподобный же подтверди на молитве крепко их стояти и прилежные молитвы к Богу творити, и отнюдь не боятися ничегоже, глаголюще, яко ни над свиниями дьявол без повеления Божия власти не имеет. Дьявол же обратися котом черным, и начат к преподобному под колени подскакивати. Егда же начнет преподобный поклоны класти, препятие ему творяше тако: еже бы како-нибудь преподобного на гнев привести и от молитвы отвести. Он же, незлобив сый, егда дьявол подскочит под колени ему, тогда он рукою отбросаше его, и тако поклон совершаше. Отправя же то свое келейное правило, повелеваше, перекрестя лица своя, ничтоже боящеся спати. Авво же Марко глаголет: аз убо глубоко под шубу от боязни скрыхся. Егда же ношь прейде, а день приближися, тогда преподобный, восстав от сна своего, и по обычаю утреннее пение совершаше, по отпетии же утрени, хождаше за своим монастырским делом. В то время дьявол сказоваше богадельным бабам о преподобием, глаголя: «яко хорошо калугер сей пред Богом живет: егда убо пред Иисусом и Мариею во акафисте начат плакати, устрашив убо зело мене, и яко огнем в то время спалил мя, и убо, не стерпя, аз вон избежах, а егда он начал в потемках молитися, аз застучал крепко, но он отнюдь не устрашился, и учеников своих подтвердил не боятися; аз же черною кошкою под колени ему подскакивал и мешал ему множицею, хотех на гнев его привести и от молитвы отвести, обаче не возмогл есмь». Сие же окаянный глаголаше к ним, сам невидим бяше. В тоже время положила баба отроча в люльку; дьявол же, выхватя отроча и взят невидимо самую бабу, положил в детскую люльку, начат трясти, приговаривая: «люли, баба; люли, дурная»! И егда же идяше преподобный паки в богадельны и уже приближашеся, тогда дьявол, оставя бабу в люльке, глаголя: «идет, паки калугер той; обаче тошно мне будет от него»; скрыся и умолче. Преподобный же, пришед в богадельны, повеле уготовати стол и пелену постлати, и чашу чистые воды наполнити, сам же облечеся в ризы и, взем крест, начат воду святити. Дьявол же начат нелепыми гласы кричати и белым камением большим бросати, яко всей богадельне столу и чаше от стука трястися; обаче преподобного тем камением не вреди, токмо пред ногами, и сопреди и созади, и с боков те камение падаху. Преподобный же никако убояся, ниже обозреся, токмо обычное водоосвящение со многими слезами совершаше, а дьявол единаче нелепо кричаше, глаголя: «еще ли ты расплакався, калугере! пойди убо ко мне, я с тобою переведаюсь». Егда же преподобный воду освяти, тогда взем крест в левую руку, кропило же в правую, абие покропив прежде святые иконы, обращся же пойде, идеже дьявол нелепо кричаше, глаголюще: «где еси ты, враже всякия правды? аз раб Господа моего Иисуса Христа, за ны грешные на кресте распятие претерпевшего! о имени Того гряду братися с тобою! изыди убо, окаянне и нечисте»! И начат святою водою повсюду кропити, на печи и на полатех, на лавках и под лавками, и не остави ни единого места, идеже бы не покропити. Тогда дьявол умолче, и от страха скрыся, и три дни не прихождаше тамо. По триех же днех паки объявися, и начат ту сущим богадельным бабам кричати, «яко хорошо калугер сей пред Богом живет, невозможно убо мне приближитися к нему, яко огнем палит от него». Тогда прииде отнекуды преподобный, дьявол же паки начат вопити и кричати, обаче не тако дерзновенно, якоже прежде; начат бо изнемогати, и немовато глаголаше. Преподобный же рече к нему: «единаче ли безстудствуеши, окаянне? заклинаю тя именем Божиим, повеждь ми, где бьш в мимошедшие три дня? и егда аз священною водою кропил, где еси скрывался»? Дьявол же отвеща: «егда ты кропил водою, аз в то время под платьем на шесте сидел; а егда тамо не усидел, перескочил на шесток, а ты и тамо забыл покропити, и ту до сих часов отдыхал, сидя». Преподобный же паки вопроси его: «а камение белое где береши?» Дьявол же отвеща: «с белого города беру». Паки вопроси преподобный: «како ти есть имя?» Дьявол же рече: «имя ми есть Игнатий, княжеского роду, обаче плотян есмь меня послала мамка к демону, и абие взяша мя демоны». Преподобный же заклят его именем Божиим, повелеваше ему оттуду изыти. Дьявол же глаголаше, «яко не могу отсюду изыти; понеже бо зде прислан есмь, а не сам приидох». Преподобный глагола: «аз имам на тя к Богу молитвы творити; изыди, прокляте»! Дьявол же не тако дерзновенно глаголаше, якоже прежде, зело бо немовато и бездерзновенно, и начат уже исчезати.