Как ни тяжело и опасно было оставлять в такое время своих семейных – двух старух и жену с ребенком, но я по одному безотлагательному делу должен был на один день поехать в город, а чтобы семейным не было страшно оставаться одним (так как мы все уже не на шутку стали бояться этих явлений) – я попросил одного юношу, соседа нашего А. И. Портнова, остаться с ними. Вернувшись через день, застаю всю семью в сборах с уложенными уже на воз вещами; мне объявляют, что оставаться долее никак нельзя, потому что начались самовозгорания в доме разных вещей и дошло до того, что вчерашним вечером на самой хозяйке дома (т. е. моей жене) воспламенилось само собою платье, и Портнов, бросившийся тушить его на ней – обжег себе все руки, которые у него и оказались, действительно, забинтованными и сплошь почти покрытыми пузырями. Вот что рассказал мне об этом Портнов. Вечером, в день моего отъезда, явления, кроме стуков и проч., осложнились еще появлением светящихся метеоров, которые появлялись перед окном, выходящим в наружный коридор; числом их было несколько штук и разной величины, начиная от большого яблока и до грецкого ореха; формой круглые и цветом темно-красные и синевато-розовые, не совсем прозрачные, а скорее матовые. Довольно долго, по его словам, продолжалось это удивительное летание светящихся огоньков, сменявших один другого. Подлетит такой шарик к окну, повертится по ту сторону стекла несколько времени, без всякого шума, и только что скроется, как на смену ему, от противоположной стены коридора другой, третий; потом два, три вместе, и т. д. продолжалась эта игривая смена огоньков, как будто желавших проникнуть внутрь дома. Жена моя не спала в это время. На другой день к вечеру только что они вышли посидеть на крыльцо (время настало уже теплое), как Портнов сейчас же вернулся опять зачем-то в комнату и видит, что горит постель. Зовет на помощь, сбрасывают покрывало, простыни, прогоревшие уже довольно изрядно, и, затушивши все тщательно и осмотревши кругом, не осталось ли где огня – снова выходят на воздух от дыма в комнате и недоумевают, откуда мог появиться на постели огонь, когда там не было ни зажженной свечки, ни курящих папиросы… как вдруг снова слышат гарь в комнате. На этот раз оказался горящим волосяной тюфяк, с нижней его стороны, около угла, и огонь настолько уже успел проникнуть во внутрь толстой волосяной (без всякой примеси) набивки тюфяка, что, по их мнению, этого никак не могло произойти от недосмотра при тушении первого воспламенения, потому что горящие места были потушены окончательно, и огня не должно было остаться, тем более, что волосяная набивка – материал не горючий – не то что мочало или вата, которых тут и не было.
Но и этим все не кончилось, а завершилось в тот же вечер такой катастрофой, после которой и решено было совсем оставить дом, переехать куда- нибудь, несмотря на то, что уже снег таял и кругом бежали вешние ручьи.
Этот случай тот же Портнов передал мне так: «сижу, говорит, я и наигрываю на гитаре, а сидевший туг перед тем мельник вышел из комнаты, а вслед за ним вскоре вышла и Елена Ефимовна (моя жена), и только что затворилась за ней дверь, как я услышал откуда-то, как бы издалека, глухой и протяжно – жалобный вопль. Голос же мне показался знакомый и, оторопев на мгновение от охватившего меня безотчетного ужаса, – бросился за дверь и в сенях увидал буквально огненный столб, посреди которого, вся объятая пламенем, стояла Елена Ефимовна, – на ней горело платье снизу и огонь покрывал ее почти вею. Разом соображаю, что огонь не сильный, так как платье на ней тоненькое, легкое – кидаюсь тушить руками; но в то же самое время чувствую, что их страшно жжет, как будто они прилипают к горящей смоле; раздается какой-то треск и шум из-под пола и весь он в это время сильно колеблется и сотрясается. Прибежав со двора на помощь мельник, и мы вдвоем внесли на руках пострадавшую в обгорелом платье и без чувств».
Жена же рассказала следующее. Только что вышла она за дверь в сени, как под ней вдруг затрясся весь под, раздался оглушительный шум, и в то же время из-под пола с треском вылетела точно такая же синеватая искра, какую мы прежде видели вылетавшею из-под умывального шкафчика, и только что успела она вскрикнуть от испуга, как внезапно очутилась вся в огне и потеряла память. При этом весьма замечательно то, что сама она не получила ни малейшего обжога, тогда как бывшее на ней тоненькое жигонетовое платье кругом обгорело выше колен, а на ногах не оказалось ни одного обожженного пятнышка.