Не трудно видеть, что философская доктрина спиритизма представляет собою довольно странную смесь гностицизма и буддизма, пантеизма и дарвинизма – с его эволюцией, переносимою на мир загробный. В ней также замечаются остатки деизма и рационализма, новейшего мистицизма и месмеризма. Из этой смеси образуется род атеистическо-материалистического скепсиса, в основании которого лежат древние и новые суеверия со всеми, давно осужденными наукою, представлениями.
Если рассматривать философскую доктрину спиритизма с обычной научной точки зрения, как произведение естественного ума, то и в этом отношении нельзя дать ей сколько-нибудь серьезного значения и поставить ее рядом с другими научными и философскими системами. В ней нет ни философской глубины, ни оригинальности, ни строгой последовательности, ни научной доказательности. Вся она представляет сбор разных мнений и гаданий, большею частью весьма не глубоких и произвольных, не обоснованных на прочном принципе и связанных между собою лишь внешнею связью. В большей своей части ока есть произведение мечтательной фантазии, исполненное самых крайних противоречий. Основные положения ее: о природе духов, предсуществовакии и перевоплощении душ, о прогрессе и ступенях развития и т. п., большею частью высказываются догматически, причем научные доказательства заменяются простыми ссылками на высшее происхождение спиритических истин, возвещаемых будто бы духами известных мыслителей и ученых, или знаменитых исторических деятелей. Самые истины не только не подтверждаются научными данными, но скорее представляют искажение понятий, выработанных наукою. Так, в спиритских системах совершенно произвольно изменено понятие о духе усвоением ему материальной оболочки со всеми телесными свойствами, – нередко до потребности в пище включительно; искажено и понятие о свободе духа, которая поставляется в зависимость от чисто механических условий, выполняемых на спиритических сеансах; разнообразные же сведения, сообщаемые спиритами о жизни и занятиях духов в загробном мире, суть порождения дикой фантазии. Далее, спиритская система вовсе не достигает тех целей, какие имеет в виду: она не только не решает путем опыта вопроса о бессмертии души, но, напротив того, сама его предполагает и основывается на кем. Все положения спиритов нисколько не могут служить доказательствами философского спиритуализма; наоборот, их может допустить только тот, кто сознательно, или по привычке, стоит уже на точке зрения этого спиритуализма. По поводу же значения спиритских доказательств истины бессмертия души можно сказать словами одного критика: «если очень незначительные сообщения духов являются существенными доказательствами непрерывности существования человеческой души, то они также должны быть доказательствами того, что духи чрез смерть становятся только тенями, очень глупыми душонками» [389]. Равным образом, имея целью опровергнуть материализм, спиритизм, сам впадает в грубый материализм, а именно: в материализации вызванных духов он старается уловить высшую, тончайшую, недоступную чувствам материю, в которой сохраняется невидимо для обыденного зрения не только существо, но и самосознание отшедших душ. При наличности такой материи и совечности ее духу, нет места Божеству. Сами по себе феномены спиритизма не только не говорят ничего против материализма, но даже с успехом могут быть объяснены материализмом. Кто не задумывается видеть в собственной мысли простые вибрации материальных молекул, тот не должен быть удивлен всякими другими произведениями материи, – по-видимому, обусловливающей такие явления, которые ничего общего с нею не имеют [390]. Вообще, если бы спиритизм и мог стать средством борьбы с материализмом, то, по меткому замечанию Зебера, «лекарство здесь было бы хуже самой болезни».