Еще более замечательна другая особенность хрусталика, которая лишь в новейшее время обратила на себя внимание. «Если бы глаз был не более как одна простая камер – обскура, все части которой были бы неизменны и неизменно расположены в одном и том же расстоянии от внешнего предмета, то понятно, что в таком случае всякий предмет мог бы быть видим лишь на одном определенном расстоянии. Но всякий по опыту знает что нашему зрению чуждо такое несовершенство, ибо глаз наш обращенный на какой-либо предмет положим на металлическую блестящую проволоку, отстоящую от него на пятнадцать сантиметров может видеть эту проволоку в отчетливом очертании и тогда, если она будет отодвинута от него на тридцать, а при хорошем зрении, даже и далее – на сорок и пятьдесят сантиметров. Это значит, что глаз наш обладает способностью приспособления, которую мы и сознаем в нем; так. напр., когда мы обращаем взор на две светящиеся точки, находящиеся в различных от нас расстояниях, то мы ясно чувствуем при этом усилие, делаемое глазом для того, чтобы видеть последовательно сперва ближайшую из них а потом отдаленнейшую» [41]). Эту способность глаза физиологи и физики изъясняли различно, но в настоящее время можно считать доказанным, что она коренится в хрусталике. Самыми точными опытами доказано, что хрусталик способен изменять кривизну поверхностей, которые его окружают. Вследствие воздействия воли, сущность которого пока еще неизвестна, хрусталик может выгибаться то более, то менее и тем самым изменять степень выпуклости, которою определяется преломление светового луча; эти изменения кривизны по измерению доходят до одной сотой миллиметра, и они в точности те самые, которые требуются теориею для того, чтоб образы предметов находящихся на различных расстояниях могли явственно отпечатлеваться на сетчатке. Этот результат подтверждается и наблюдением над страдающими катарактом у которых способность различения расстояний всегда очень слаба.
Не лишне будет указать в устройстве глаза и на ту особенность его, далеко еще не изъясненную, но не подлежащую сомнению, которая известна под именем ахроматизма глаза; она состоит в способности глаза исправлять тот недостаток чечевицеобразных стекол который в оптике называется аберрациею лучепреломления. Когда два таких стекла заметной кривизны находятся одно подле другого, то между ними появляется более или менее широкая черта, окрашенная цветами радуги, – так бывает по крайней мере, с образами предметов, если смотреть в этого рода стекла. Ньютон считал этот недостаток наших оптических снарядов неисправимым. Действительно, он лишь отчасти устранен в стеклах так называемых ахроматических; но если человеческое искусство не может достигнуть полного ахроматизма, то глаз от природы обладает им, как это видно, напр., из того, что когда мы смотрим на белый предмет лежащий на черном фоне, то не замечаем никакой посредствующей черты. Очень может быть, что и этот ахроматизм не вполне совершенный, но все же он очень достаточен для практического обихода. Это свойство нашего глаза далеко не так важно для зрения, как предыдущие условия, потому что и без ахроматичности он видел бы предметы раздельно, только не в таком точно виде, как теперь их видит; но никак однако же, нельзя отрицать, что при ахроматичности глаза различение предметов становится гораздо удобнее.
В ряду фактов целесообразного устройства органа зрения укажем, наконец, и на ту роль, которую играют в акте зрения разные внешние органы, которые, не составляя частей глаза, служат некоторым образом покровителями его, каковы – веки и ресницы. С давних пор и без всякого труда люди замечали, что эти органы предохраняют глаз от засорения разными вредными для него веществами, но до последнего времени никто не подозревал другой не менее важной роли этих органов – именно их способности задерживать и не допускать до глаза так называемые ультрафиолетовые лучи, т. е. те световые лучи, которые в солнечном спектре лежат за фиолетовыми лучами, и хотя невидимы для глаза, но несомненно существуют, так как они оказывают явное химическое действие на фотографическую пластинку; эти лучи света, как доказано, очень вредно действуют на сетчатку глаза. Кроме того Жансон многочисленными и точными измерениями доказал что эти покровительственные среды имеют также способность задерживать почти всю ту лучистую темную теплоту, которая в значительной пропорции всегда сопутствует свету, и которая, проникая в глаз могла бы расстроить слишком нежную ткань сетчатки. Таким образом благодаря этим органам которые кажутся побочными, только те лучи света передаются нерву, которые обусловливают акт зрения, не повреждая его органа. Этими фактами можно и закончить показание того, какое множество условий должно было соединиться для того, чтобы сделать глаз способным к той важнейшей функции, которую он выполняет в организме.