Должен ли я говорить, что со мной случается, когда я смотрю на грехи, творимые в мире? Богу, проникающему в самое основание моего сердца, известно, сколь жалки они для меня, сколь сильную боль причиняют они моей душе и сколь охотно желал бы я исправить их самой своей кровью и жизнью, если бы это было возможно. Но я не позволяю им беспокоить мой ум, ибо знаю, что Бог не потерпел бы их творения, если бы не знал, как найти в них Свою честь. Я никогда не хотел бы изнемогать в сражении против греха и порока, чтобы помочь истребить их; но я познал, что это требует добродетели и совершенства, а не беспокойства и смятения ума, которые являются проявлениями слабости души. Я не позволяю беспокоить меня даже своим грехам и своим частым погрешностям и прегрешениям, ибо помню, что пишет Св. Учитель Бернгард: Когда праведный падает, то Бог поддержит руку и творит чудо в том, чтобы сам грех способствовал его праведности; ибо мы знаем, что любящим Бога всё идёт на пользу. Не служат ли для нашей пользы и те падения, через которые мы становимся смиреннейшими и осторожнейшими? Если я вижу, что заблудился, то что я делаю? Я иду и смиряюсь пред Богом; прошу у Него прощения; стараюсь не умалчивать мой грех, но исправиться; вину за прегрешение беру только на себя, а не делю с кем-то ещё; и стараюсь впредь быть осторожнее. Кроме того, я снова успокаиваю свою душу и обновляю намерение всегда любить моего всесладчайшего Господа Иисуса сильнее и горячее.
Обычно я считаю, что мне надо быть господином временных вещей и своих приключений, а Бог должен единовластно господствовать надо мною. Мне прилично господствовать над тем, что менее меня, а Богу прилично господствовать надо мной, ибо я бесконечно меньше моего Бога. Из этого следует, что, чего бы со мной ни случалось, мною не овладеют ни заметное смятение, ни гнев. Во всех происшествиях и приключениях я усматриваю Божию Волю, а кроме того, вижу, сколь преходящи такие вещи, сколь подлы и сколь хуже меня, сотворённого и искуплённого к высочайшей и бессмертной жизни. Я не нахожу здесь ни дел, ни места, ни лица, ни твари, которые могли бы связать мой дух или пленить меня любовью. С другой стороны, я не нахожу также и не желаю находить способа и образа разрешиться от уз тела, которыми надеюсь быть связан моим Богом; и моим Господом, который всегда позволяет находить Себя при всех праведно исполненных упражнениях, на всех местах и среди всех тварей. Так присутственно и так бесконечно достойно любви этот великий Бог открывает Себя пред очами моей веры, что при помощи Его благодати я хочу любить во всём только Его, не заботясь ни о вещах, ни о себе самом, иначе как в Нём и взирая на Него. Я всё больше открываю и усматриваю, что между всеми переменами мест, времён, тварей и упражнений этот мой прелюбезный Господь и Бог бывает таким неизменным, как Он есть, чтобы я верил в него как в присутствующего и достойного любви и поклонения: меж всем, над всем и вне всего вышеназванного; а соразмерно с такой верой я должен всё сильнее и смиреннее любить Его и поклоняться Ему и во всём, что я делаю и желаю, и на всех местах, и во всякое время, и при всякой твари.