Зайков Виктор Васильевич
Дула, Псой и Голиндуха
ВИКТОР ЗАЙКОВ
ДУЛА, ПСОЙ И ГОЛИНДУХА
(сказка)
Сказывать - скучно. Слушать - потешно. Верить - обманно. А начинать
как-то надобно. Как? Да, пожалуй, вот так.
Бают, будто в старинщину, годов, ох, и много назад - там, где белый
свет нависал над чёрною бездной, пряталось одно царство никудышное.
Само оно - лужок с напёрсток и лесок к нему прилепившийся - ни
виденья не имело, ни названия. Народец быть в нём устал от скудости,
избёнки измокли под дождями и порушились. И только терем царский
возносился к небу башенками дивными, пенился узорочьем карнизов,
да восхищал крыльцом с перильцами из рай-дерева.
По традиции, заведённой не вчера, каждый день у крыльца этого
выстраивался парадный сбор свиты государевой. И ровно в два часа
пополудни Его Величество Истукан Белендрясович - полуслепой, голова бутылкой - обходил строй подданных. И - кого слушал, кого -
палкой колачивал, а кого и пряником одаривал сахарным.
Вышел он и сегодня. Ткнул пальцем в первого:
- Называйсь.
-Дула, дитятко ваше старшее.
Дёрнул за кафтан второго.
-Псой, сыночек ваш середний.
Погладил голову третьему.
- Голиндуха, чадо младшее и вашему сердцу любезное.
- Так. А ты, образина, кто таков? - навёл стёклышко на следующего.
- Пляс Безботинович - охранитель рубежей отеческих. Он же конюх,
знахарь, брадобрей и других промыслов охотник. А ещё свистун, плясун и виртуоз - опля - балалаечник!
- Гм... конюх - понятно. А про балалаечника напомни, служивый,
подзабыл я.
- Балалайка, Ваше Величество - музыкальное орудие о трёх кишечных
струнах, по коим бренчат во все пальцы. Показать?
- Нет, нет. Бренчать не надо, - отшатнулся царь, - В ушах и без того звон. Вижу далее пустоту тоскливую. Где остальные?
- Вы кого подозреваете в отсутствии, государь? - согнул спину Голиндуха.
- А того, который козлом петь умел.
- Так осиротели, батюшка, пропал он. Даже в котёл кухонный заглядывали - пусто!
- Как не пропасть! - Истукан ухватил Пляса за ухо. - Всё на жилах своих тренькаешь, а забор пограничный вороны скоро на гнёзда себе
растащат! Я зорькой нынешней ревизовал укрепленья оборонительные,
так в одном углу проедину усмотрел: в поперечнике - во! Быка потащишь, ещё место останется! Забором озаботиться! И кто людишек
ухищает дознаться. Иначе, в пух всех... и перину себе набью. Остолопы.
Ушёл старик в палаты, обидевшись. А у четвёрки нашей от тоски губы блином обвисли, неключимая сила сердце сокрушает. Что думать? Тут слышат: оконце дзенькнуло. Обернулись - царь машет,
заходите, мол.
Поднялись в комнатку секретную. Величество сидит над картою окрестностей и глазами узится. Сыновья почтительно встали у входа.
- Голиндуха, - поднял голову царь.
- Слушаю радостно.
-Зорок ты, не в пример мне, и мозги подходящие имеешь. Ну-ка, глянь сюда: какие такие преграды к богатому граду Диван-Кушету указать
можешь?
Голиндуха шагнул к столу, навис над бумагой. Всмотрелся и заговорил твёрдо, следя за пальцем отцовым:
- ... Тут депрессия болотная на шесть перелётов стрелы обозначена. Тут сады соседские с ядовитыми посадками кровобоя, гроб-травы и копытня волчьего затаились. А дальше...дальше толщи земные пошли
огневого рождения, реками перепоясанные.
- Тьфу! - Истукан сгрёб в ладонь бороду. - Плетёшь узловато: толщи, копытни, гробы в огородах... руби правду - трудна дорога?
- Осилим, тятенька! Но вопросец один на языке болтается.
- Позволяю вопросец.
- Зачем, Ваше Величество, к Дивану этому примериваетесь? Уж не...
- Созиданьем живу, не праздностью, - осёк его Белендрясович и поманил пальцем Пляса, - Целуй руку, музыкант, и ступай на конюшню не мешкая, погрусти там в одиночестве. А я с сыночками о прибытках в казну разговор поведу.
Ещё и дверь за Плясом не успела затвориться, как царь заметал громы и молнии:
- Ну, поросль Истуканова, продолженье моё недопоротое, когда вам в
"чижика" играть прискучит? И доколе сносить будете разор в государстве и запустение? Глядите сюда, - прошаркал в угол и натужно
откинул крышку одного из сундуков. Братья вытянули шеи - сундук был пуст. - Где казна государева, опора моя царская, кто скажет?
- Знать не ведаем, - замахал руками Дула.
- Ничто в мире не вечно, - пожал плечами Псой.
- Всё восполним, тятенька, - приосанился Голиндуха.
- Молодец, наследник, мысли мои читаешь. Только, как восполнять
собираешься, научи отца, послушаю. - Истукан хлопнул крышкой сундука. Поправил изъеденный временем замок, отвернулся к окну, подождал.
- Молчите. Умишком раскисли, - укоризненно взглянул на сыновей, - Тогда слушайте моё повеление безоговорочное. С сей минуты детство
ваше указом своим заканчиваю. И! Раз истощенье казны - явь неприглядная, а искательства ваши порадеть за отечество - очевидные,
значит, - поднёс карту к глазам, - Значит, понесёте в Диван этот самый
Кушет самое ценное, что у нас осталось.
"Что же старик припрятал от нас?" - почесал за ухом Дула.
"Боже, не оставь разумом родителя нашего". - отвёл глаза Псой.
"Батюшка, - упал на колени Голиндуха. - Вы нас пугаете!"
Царь досадливо махнул рукой: "Не то должно устрашить вас, что сейчас от меня услышите, но то, что станет с вами, когда я от ран старых помру, не ровен час. Меня понесёте. Меня, драгоценного. Детальки всякие в дороге обговорим. Она у нас некороткой будет. А сей ночью сабельки извольте навострить, скрытность приуготовить. Страх и тоску в дальний угол забросить. И к утру, чтоб, выступили. Всё. Я спать пошёл. Молоко вечернее пусть музыкант в опочивальню мою принесёт. Устал я".
Что делать? Отцову слову тогда перечить не принято было. Зашторили братья кольями дыру в заборе, двери дворцовые пряником запечатали, усадили монарха в короб берестяной, да и шагнули со вздохом в болотину зарубежную.
День по кочкам промаялись. Другой в моховинах пропутались. На
третий вынырнула перед ними голова ужасающая.
- Гуляете? - оглядела путников, - А грамотку какую имеете с дозволеньем отдыхать туточки? Не имеете. Тогда придётся вас для дознанья в нашу пыточную доставить.