- Вот наконец кое-что и выясняется, - обрадовался жених.
- Когда еще он скромно и бесславно жил в своем селе, ел винегрет и читал рыцарские романы и звали его просто Алонсо Кихано, - сказал Санчо.
- Тощий Алонсо Кихано, - поразилась Альдонса.
- Иногда он забредал в наше Тобосо и тут влюбился в тебя за твою миловидность.
- Я не обращала на него никакого внимания.
- Ты не обращала на него внимания, но ты показалась ему достойной быть владычицей его помыслов. И он выбрал тебе имя, которое не слишком бы отличалось от твоего собственного, но в то же время напоминало бы имя какой-нибудь принцессы - Дульсинея Тобосская. Потому что ты родом из Тобосы.
- Но он и слова мне не сказал!
- Потому что его чувство всегда было возвышенным и далее почтительных взглядов дело не заходило.
- Тощий Алонсо Кихано...
- Алонсо Кихано Добрый, так его все звали в Ламанче.
- Вот и вышло все на чистую воду, - сказал жених.
- Что вышло-то? - вскинулась мать.
- То, что они были знакомы и встречались!
- Какие же это встречи? Человек три раза в жизни видел девушку и ничего себе не позволил, а только пялил глаза, может быть, с другого конца улицы!
- Какая разница, сплетни все равно будут.
- Если ты сам не станешь трепать языком, то и сплетен не будет. У нас и читать-то никто не умеет, и знать никто не узнает, что там в Толедо написали, - сказал отец.
- А если даже сюда и дойдет какой-нибудь слух? Что плохого в том, что твоя жена стоит такой любви? - добавила мать.
- Что делать, когда настоящие парни уходят в город, то и такой может поторговаться.
- А если сюда понаедут городские молодчики, любители романов, да начнут из любопытства подбиваться к моей жене? На будущее вот тебе мой совет, дорогая: дальше постели ног не вытягивай! - сказал жених.
- Это он ревнует, потому и беснуется, - объяснила мать.
- Ревновать-то я не ревную, а зло меня берет, это верно, - ответил жених.
- Об этом я и говорю.
Отец решил: Давайте закругляться. Вспомните, Санчо, не нужно ли вам сменить дверь в кладовку?
- Пора бы, - согласился Санчо.
- А не надобны ли вам листья для шелковичных червей?
- Не помешали бы и листья.
- Вот что, дружище. Вы должны сказать всем и объявить, что Дульсинея не она.
- А кто же тогда Дульсинея?
- Кто угодно, только не она.
- Та, с родимым пятном над губой, Марсела, - вмешалась мать.
- Марсела - Дульсинея, - подтвердил отец.
- Он перед ней становился на колено? Она и Дульсинея.
- Ее заколдовали - значит, Дульсинея она. А что написали в книге несведущие люди - нас не касается. Санчо Панса лучше знает.
Отец показал на дочь: Не она?
- Не она, - сказал Санчо.
- А кто? - спросила мать.
- Не знаю.
- Черт побери, Дульсинея - Марсела с родимым пятном! Ведь так, Санчо? рассердился отец.
- Так, - согласился Санчо.
- Кто Дульсинея?
- Марсела с родимым пятном. Отец обратился к жениху: Доволен?
- И пускай оповестит жителей Тобосо, что между Альдонсой и Дон-Кихотом ничего не было, - потребовал жених.
- Если она вообще не Дульсинея, зачем же оповещать, что между ними ничего не было? - вмешалась мать.
- Дурень, если Санчо начнет ни с того, ни с сего кричать, что между ними ничего не было, - это как раз и посеет ненужные подозрения. - поддержал ее отец.
- Хорошо, тогда пускай он скажет хотя бы нам, было что-нибудь между ними или не было? - настаивал жених.
- Изверг естества! Подвал гнусностей! Копилка небылиц! Неужели тебе еще не ясно, что между ними ничего не было? Санчо, повтори ему, что ничего не было!
- Ничего не было, - сказал Санчо.
- Ничего не было! Понял?
- Он и видел ее всего раза три, и то еще до того, как немного тронулся в уме.
- До того, понял?
- Она тогда и внимания на него не обратила.
- Она и внимания не обратила! Понял? Тут вступила Альдонса: Понял он, понял. А теперь, женишок, держись за скамейку, я тебе скажу правду.
- Вся правда сказана, и довольно, - беспокойно сказала мать.
- И нечего меня выгораживать, надоело. Скучно мне оправдываться перед тобой. А что было, то было, и не тебе меня судить.
- Опомнись, что между вами могло быть!
- Все.
Отец сразу поверил: Где?
- На сеновале.
- Когда?
- Весной.
- Весной ты коз пасла в горах! - возразила мать.
- Я молоко носила домой.
- Весной дожди шли, на сеновале все сено замокло!
- Матушка, какое это имеет значение?
- Я знал это! Я сразу это понял, только у меня еще не было доказательства! - торжествовал жених.
- Ты думал, раз в селенье мало мужиков, так я никому не нужна? Любая женщина хоть кому-нибудь да нужна.
- Вон из дома. - сказал отец.
- Хорошо, батюшка. Альдонса встала и пошла к двери. Жених стал удерживать ее: Нет, зачем же так! Это лишнее, батюшка. Куда она пойдет?
- Ты свое дело сделал, заткнись.
- Что до меня - так я прощаю. Если она раскаялась - я согласен: Ничего не было. Я хотел, чтоб я не один мучился, но и ты тоже. Может быть, я и хватил через край. Но я согласен. Несмотря ни на что. Несмотря на твой возраст.
- Скучные вы. Скучные. Я спать перестала от скуки, - сказала Альдонса.
- Не от скуки, а замуж тебе пора, - возразила мать.
- Вышла бы я за него, но только чтоб овдоветь в тот же час.
- Видите, сколько в ней злости? Но я все равно согласен, - сказал жених.
- Счастливо оставаться.
Мать бросилась к двери, преградив Альдонсе путь.
- Моя бабка была замужем, и я была замужем, и ты будешь!
- Будет, будет. Завтра свадьба, - усмехнулся жених.
- Ну и слава Богу, - сказал отец.
- А я вам скажу, Альдонса, что драгоценней всего на свете - свобода. И с нею не могут сравниться никакие сокровища, - убежденно сказал Санчо.
- Не безобразничай, пучеглазый. Пришел за шерстью - гляди, как бы самого не обстригли, - рассердился отец.
- И напротив того, неволя есть величайшее из несчастий, какие могут случиться с человеком!
- Какая же это неволя, замуж выйти? Спасибо, что человек согласен ее кормить! - воскликнула мать.
- А на это я вам скажу: блажен тот, кому небо посылает кусок хлеба, за который он никого не обязан благодарить, кроме самого неба!
- Ну, винный бурдюк, придется тебя приостановить, - сказал жених и отвесил Санчо оплеуху.
- Чтоб тебе блохи глаза выели! - вскричала Альдонса и отвесила оплеуху жениху.
- Ты еще и руки распускаешь, образина? - возмутилась мать и отвесила оплеуху Альдонсе.
- Не смей лупить девушку, окаянная! - завопил отец и отвесил оплеуху жене.
- Живодер! - рассердилась мать и отвесила оплеуху мужу.
Дом изысканных удовольствий
Комната была так обставлена и отделана, что всякому сразу становилось ясно: здесь живет достойная и приличная дама. В золоченых клетках посвистывали канарейки.
Альдонса в своем туалете сочетала сельскую наивность и моду больших городов. Что же касается сеньоры Тересы, то она выглядит так благородно, что благородней ее едва ли отыщутся две или три сеньоры в Толедо.
- Дон Лопес от бешенства ходил по потолку! Изорвал твою мантилью и вопил на весь город! Чем он не угодил тебе, пустоголовая? Что туг стряслось? - спросила Тереса.
- Поначалу все шло хорошо. Он сказал, что моя красота так его пленила, что он более не может с собой бороться, - отвечала Альдонса.
- Прекрасное выражение.
- Он сказал, что его вздохи испепеляют воздух.
- Удачно.
- Его жалобы утомляют внимающие небеса.