Гремит гимн, и мы все тут же поворачиваемся, не желая пропустить ни секунды. Ворота перед тренировочным центром открываются, и первой выезжает колесница, запряженная двумя лошадьми цвета вороного крыла. Ими управляют достаточно пожилой мужчина и женщина средних лет. Они одеты в какие-то нелепые черные балахоны, украшенные черными камнями.
- Нефть раньше добывали. Вот и костюмы черные, - рассуждает Плутарх, знавший этих людей лично.
Одна за другой выезжают колесницы. Большинство людей в возрасте, нет совсем уж юных. И одежда их выглядит намного лучше, чем у нефтедобытчиков. Видимо, у их стилистов еще осталось какое-то понятие о вкусе.
И вот последней выезжает колесница с такими знакомыми нам всем людьми. Двое самых юных участников этой ужасной битвы, которым просто не повезло на арене, сейчас держатся за руки и смотрят только вперед. На Китнисс великолепное белоснежное платье, расшитое жемчугом. Камера, как и на прошлых Играх, отдает предпочтение ей. Несколько минут на экране сияет ее лицо, непривычно ухоженное. Вокруг глаз сделан необычный узор из блесток и все тех же жемчужин. Ее волосы собраны лентой бледно-розового цвета. Сама девушка заставляет меня задержать дыхание, а затем облегченно выдохнуть, потому что выглядит она очень даже не плохо.
Ее спутник выглядит не хуже. На нем белый смокинг, на руках белые перчатки, а его бронзовая шевелюра сияет от света тысячи софитов. Финник, такой же прекрасный, как и раньше, приветливо улыбается, но я замечаю, что пальцы Китнисс побледнели от его мёртвой хватки. Так обычно хватается утопающий за соломинку. Парень нервничает, но он давно привык играть на потеху публики.
Китнисс и Финник смотрятся порядком потрепанными, как люди, банально не выспавшиеся. Я наклоняюсь вперед, дабы уловить каждое движение, каждый взгляд девушки, которой мне сейчас так не хватает. Сердце бешено бьется от одной мысли о том, что ей не так уж и плохо. Да чего уж скрывать, я рад, что и с Финником все хорошо. В конце концов, на 75 Играх он спас мне жизнь. Вообще-то, он очень даже неплохой парень. На арене я достаточно часто задумывался о том, что он мог бы стать нашим другом за пределами Игр.
А вот Китнисс, похоже, сдружилась с Финником. По крайней мере, я не уверен, что она стала бы держать его за руку при таких обстоятельствах, если бы она не считала его тем, в ком можно найти поддержку.
На секунду отрываю взгляд от экрана, замечаю, что не одного меня удивляет фактор того, что Китнисс и Финник держатся за руки. В конце концов, молчание нарушает Прим, придумавшая объяснение для этого:
- А может, и в правду, беды, неприятности и проблемы сближают людей?
Мы молчим. Вроде бы это и вопрос, но в нем девочка сама на все ответила. Мы переводим взгляды назад на экран и видим, что колесницы остановились перед балкончиком, на котором стоит Кориолан Сноу. Его речь в точности повторяет все те слова, которые он говорил во время выступления по телевизору ранее. В то время, как он вещает, камера показывает лица трибутов. Большинство выглядят, как испуганные дети. Лица Китнисс и Финника остаются непроницаемыми. Они знают, каково это, стоять, и слушать, как тебе зачитывают смертный приговор. И слушать рев толпы Капитолийцев, радующихся будущему зрелищу. Да они и сейчас рады. Видимо, война их ничему так и не научила.
Ничего, усмехаюсь я, завтра вам будет очень весело глядеть, как ваши обожаемые трибуты падают с десяти метров, разбивают колени во время рукопашного боя и учатся разводить костры. Хоть узнают, каково приходится детям, которых в итоге убьют. Может быть, хотя бы эти 22 Капитолийца поймут, что мы испытали тогда, может, до них дойдет, какова цена победы.
И вот колесницы совершают финальный объезд площади и исчезают в воротах Тренировочного центра. Едва они закрываются, как на экране возникают Клавдий и Цезарь, обсуждающие новоиспеченных трибутов. Не особо вслушиваясь, понимаю, что Китнисс и Финник опять в числе фаворитов. Ведущие подчеркивают, что завтра в 10:00 начнется трансляция тренировок трибутов и после этого, наконец, можно будет понять, какие у кого шансы. Также они сообщают последние новости. Оказывается, президент посчитал, что одних тренировок будет мало, поэтому дал добро на прямую трансляцию происходящего в номерах трибутов. Разумеется, только те места,где они не обсуждают стратегию со своими менторами, чтобы противники не узнали их тактику.
Тут же задумываюсь, кто же будет ментором Китнисс, ведь Хеймитч сидит сейчас рядом со мной. Спрашиваю у него самого об этом, чем порядком его озадачиваю.
- Если честно, - пожимает плечами он, - даже не знаю. Может быть, привезли победителей из Второго, их там пруд пруди. Может, еще чего удумали. Узнаем.
Койн говорит, что завтра мы опять можем собраться здесь и начать просматривать тренировки. Никто не против. Потом мы разбредаемся кто куда. Слава богу, наши пути со всеми остальными различны, поэтому я один бреду по тихому белому коридору и желаю, чтобы он было казался бесконечным. Мне так не хочется возвращаться к себе, опять чувствовать на себе сочувственные взгляды, слышать успокаивающие речи, убеждения, в которые они и сами-то не верят. Я понимаю, они хотят помочь, но мне почему-то от этого легче не становится. Наоборот, я чувствую себя обязанным, ведь они мне сейчас помогли, значит, и я их должен буду поддержать. В общем, никому это никакой пользы не приносит.
- Пит! Пит, подожди, пожалуйста! – слышу я и оборачиваюсь. Ко мне по коридору бежит Делли, подруга детства. На ней симпатичное платье, которое я замечаю только лишь потому, что оно очень похоже на платье матери Китнисс, которое последняя надевала на Жатву, когда вызвалась добровольцем. И фасоном, и цветом. Я сглатываю ком, образовавшийся в горле, и перевожу взгляд на ее лицо. Делли тоскует по погибшим родителям, но все же она выглядит лучше, чем раньше.
- Привет, Делли. Как поживает Майки? – вежливо интересуюсь я, вспоминая, что при пожаре ее младший брат не погиб.
- Спасибо, хорошо. Учится в местной школе, - улыбается она, а я почему-то не могу улыбнуться ей в ответ.
- Ты что-то хотела? – спрашиваю я ее.
-Да, Пит. Вот, - она протягивает мне потрепанную записную книжку. Беру его в руки и понимаю, что это моя. – Прости, но когда ты уехал на Игры, я все же зашла в твой дом и взяла ее, - она заливается краской. – Прости.
Молчу и открываю книжку. На каждой страничке робкие зарисовки тонкого и такого родного мне профиля, который я видел не далее, чем десять минут назад по телевизору. Первые страницы выдраны, потому что они казались мне совсем ужасными. Дальше работы гораздо лучше, но до моих теперешних им еще далеко. Я изрисовал книжку примерно до половины, на моей последней работе лежат длинный карандаш и ластик. Вот и отлично. В Тринадцатом мне не дают бумаги, рисовать будем здесь.
- Спасибо, Делли, - искренне произношу я. – Правда, это очень важно для меня.
- Я рада, что ты не сердишься, Пит, – улыбается она в ответ. И мнется, как будто хочет еще что-то добавить. – Может, пройдемся? – наконец предлагает она.
Я не против, и мы с ней все так же медленно бредём по белым коридорам.
- Пит, скажи мне… - нерешительно начинает она и замолкает.
- Что?
- Скажи, как только Китнисс вернется, вы поженитесь?
- Что?! – от неожиданности я замираю посередине коридора и удивленно таращусь на Делли.
Признаться, такие мысли мне даже не приходили в голову. Да я и не очень задумывался над тем, что скажу Китнисс, когда ее увижу, как мы будем жить дальше. Главным для меня являлся, да и сейчас является тот фактор, что Китнисс будет здесь, а там мы уже разберемся, как нам дальше жить. Удивление проходит, и я начинаю задумываться над словами Делли. Я как-то не думал о женитьбе, хотя сам мечтал взять Китнисс в жены чуть ли не всю жизнь. Но когда ее жизнь висит на волоске, почему-то не задумываешься об этом.