Начать, пожалуй, стоит с того, что я провела в Капитолии около месяца. Несколько недель слились в один ужасный миг, в котором была только нестерпимая боль, кровь, крики и страх. Мне до сих пор страшно вспоминать о том, что там происходило. К сожалению, у меня нет ни единого шанса забыть все это, как страшный сон. И виноваты в этом те самые страшные сны. Да, я уже давно не видела старых кошмаров с участием Диадемы, Мирты, Катона и Цепа. Теперь мне снятся исключительно Капитолийские казематы. Я предпочитаю не спать по несколько суток кряду, лишь бы вновь не переживать те страшные минуты своей жизни.
Дальше моя жизнь стала немножко легче – меня перевели в другой отсек, в котором калечат тело меньше, душу – больше. Я вздрагиваю, поджимаю под себя ноги и трясу головой. Нет, про те ужасные три дня, в течение которых ко мне применяли охмор, я предпочитаю не вспоминать. Меня спасло элементарное чудо – слишком расшатанная психика была категорически против даже минимальных доз яда, я отключалась на несколько часов от нескольких миллилитров, так что то, что я до сих пор не ненавижу Пита – большое везение.
Дальнейшие события я помню смутно. Около недели я провела в Центре восстановления, где мое порядком пошатнувшееся здоровье приводили в приличное состояние. Меня это пугало, я не понимала, к чему мне готовится, что же они сделают со мной дальше? Новости не заставили себя ждать, и вскоре я узнала, что Сноу решил приструнить Дистрикты, устроив еще одни Голодные Игры. Что за глупость? Дистрикты, по моему мнению, это только подстегнет. Ну а кто не хочет избавиться от ужасных Игр, спасти полюбившихся трибутов и прекратить этот гнет Капитолия? Правильно, никто.
Я не знаю, что со мной будет дальше. Я чувствую, что все события, происходящие в моей жизни, медленно сводят меня с ума. Я нервная, замкнутая, готова накричать от единого замечания в мою сторону, болезненно реагирую на критику. Я не могу понять, что со мной происходит, что со мной сделали. Мне страшно от того, что меня ждет в будущем. Я боюсь за себя, за Финника, за маму и Прим, за Пита, за тех людей, которые еще остались живы после разрушения и уничтожения моего Дистрикта. Я не сильная, я очень и очень слабая, и я прекрасно понимаю, что из-за меня всем грозит большая опасность. И то, что с ними сделают, зависит только от меня. И то, что сделают со мной, зависит от того же.
Я накрываюсь пледом с головой, борясь с накатывающей истерикой. Нет, Китнисс, ты должна быть сильной, хотя бы ради Пита и Прим. Я прикрываю глаза, представляя, как они сейчас сидят и смотрят в экран, пропуская мимо ушей все замечания Плутарха, советы Мадж, Гейла и прочих руководителей Тринадцатого, которых я не знаю. “Они верят в тебя, ты показала им, что ты все еще сильна”… Я представляю себе улыбку Прим, смех мамы и теплые руки Пита, которых мне так сейчас не хватает. Я мечтаю о том, что возможно скоро смогу обнять сестру, сказать маме, что со мной все в порядке, и поцеловать человека, которого люблю. Все будет хорошо. Мне нужно продолжать бороться. Как там говорилось в одной из древних книг по философии? Пока живу – надеюсь. Dum spiro, spero…
========== Глава 11. ==========
POV Китнисс
- Финник Блейн Одейр! У тебя есть ровно 30 секунд, чтобы придумать, почему я проснулась в шесть утра из-за того, что на меня вылили ведро воды! – громко кричу я, злобно смотря в глаза Финнику. Нас разделяет только диван, и парень понимает, что его положение очень даже критично, потому что оббежать будет сложно – мебель стоит полукругом, а я в один прыжок преодолею спинку дивана и, следовательно, доберусь до него. А это не предвещает ничего хорошего.
Да, его идея разбудить меня с восходом солнца, вылив на мою несчастную голову кувшин воды и громко прокричать: «С добрым утром, солнышко!», определенно, провалилась. В итоге, я, злая, невыспавшаяся, с мокрыми волосами, с одеждой, прилипающей к моему белью, представляла серьезную опасность для его жизни. К сожалению, Финник понял это слишком поздно. По крайней мере, он мог бы не бежать в гостиную, когда я, вскочив, понеслась за ним, а запереться у себя в комнате до завтрака, подождать, пока я остыну, чтобы адекватно оценить все плюсы и минусы такого пробуждения.
Теперь он старательно пытается придумать, как же избежать моей мести и злости. Его спасает чудо – когда я перепрыгиваю через спинку дивана, то неудачно приземляюсь на одну ногу и громко кричу скорее от неожиданности, чем от боли. Злоба тут же куда-то уходит, а Финник, наоборот, приходит мне на помощь. Я бурчу ему, что он гадкий и противный, когда он ощупывает мою ногу, проверяя, не сломала ли я себе кости. К счастью, этого не произошло, поэтому он облегченно выдыхает и садится на диван рядом со мной. Желание мстить ему пропало, поэтому я сижу и обдумываю, чем же нам заняться до завтрака и тренировки. Подозреваю, что вся страна веселилась, наблюдая наш ранний конфликт, а если и не видела, то его покажут позже. Мы с Финником изначально решили вести себя непринужденно и весело, как дети. Собственно говоря, кем я и являюсь. Финник старше меня на семь лет, он уже не ребенок по определению, а вот я до восемнадцати буду носить гордое звание дитя и не смогу выйти замуж. Да, собственно говоря, мне и не очень-то надо, но, боюсь, Пит все еще намерен взять меня в жены при первой возможности. Ладно, отговорим как-нибудь.
Финник задумчиво смотрит на меня и вдруг спрашивает:
- Китнисс, я вот сейчас подумал и пришел в шок от того, что я до сих пор не знаю, какой твой любимый цвет! Вроде бы знакомы так долго, а я до сих пор не выяснил сей важной информации!
При этом у него такое выражение лица, будто речь идет о политически важных данных. Я смеюсь, пихаю его в плечо, но отвечаю:
- Зеленый.
- Зеленый? Как последняя кофточка у Мерцеллы? – интересуется он.
Мерцелла – наша сопровождающая, во многом напоминает мне Эффи. Она точно так же следит за расписанием и манерами, чем выводит из себя нашего ментора, Деметрия. Мерцелла одевается ярко, вычурно, вся ее одежда будто кричит, а я не могу долго смотреть на нее – в глазах начинает рябить. Она – урожденная капитолийка, поэтому и ее внешность слегка экстравагантна. Мы с Финником так и не выяснили, то ли у нее на самом деле волосы ярко-красного цвета, то ли это парик такой.
Деметрий – победитель из Второго Дистрикта. Хоть он и носит такой же статус, как и я, меня он раздражает. Он во многом напоминает мне Хеймитча – точно так же резок, груб, когда выпьет, но он не делает это регулярно, как мой бывший ментор. В принципе, с ним вполне можно нормально общаться, но слишком нервная я категорически против. Мы обмениваемся парой банальных фраз за ужином, вот и все. Максимум, до чего доходит наше общение – обсуждение тактики, на которую мне, как и Финнику, плевать. Мы делаем вид, что внимательно его слушаем, а на самом деле чуть ли не уши затыкаем.
- Нет, - морщусь я. – Более нежный оттенок. Скорее, как молодая листва.
И я почему-то вспоминаю наш разговор с Питом. Тогда, после нашего отъезда в Тур Победителей, он, желая наладить со мной контакт, тоже спрашивал меня о моем любимом цвете. Я закрываю глаза, представляя закат, ведь именно такой цвет нравится Питу. Я только подумала о нем, а мне уже хочется плакать от невыносимой боли внутри меня. Господи, если бы мне сказали четыре года назад, что я буду безумно скучать по Питу Мелларку, я бы посоветовала ему пройти курс лечения в психиатрической больнице. А теперь я готова публично признать это, как и то, что я больше всего на свете хочу вновь обнять его, услышать мягкий голос, успокаивающий меня после очередного ночного кошмара.
- А твой? – спрашиваю я у Финника, желая отвлечься от ненавистных мыслей.
- Цвет морской волны. Такой, знаешь, ближе к изумрудному.
- Как твои глаза? – тут же уточняю я.