- Потому что работа дошла до стадии, когда она выглядит слишком безумной, до той стадии, когда я должна знать, где я нахожусь и должна быть уверена, что сначала получу поддержку.
Она отдернула ширму, за которой оказалась клетка, где сидели две мартышки с печальными глазами.
Берковиц и Орсино переглянулись. Берковиц коснулся своего носа.
- По-моему, чем-то попахивает.
- А что ты с ними делаешь? - спросил Орсино.
- По-моему, - сказал Берковиц, - она просвечивает у мартышек мозги. Верно, Дженни?
- Я начинала со значительно более мелких животных. - Она открыла клетку и вытащила одну мартышку, похожую на печального старичка с бакенбардами.
Она обняла мартышку, погладила ее и несильно привязала к креслу.
- Что ты делаешь? - спросил Орсино.
- Я не могу допустить, чтобы она бегала во время эксперимента, и не могу усыпить ее, чтобы эксперимент не нарушить. В ее мозг вживлено несколько электродов, и сейчас я подключу их к моей ЛЭГ-установке. Вот лазер, которым я пользуюсь. Думаю, вы узнали эту модель, и мне не надо перечислять его параметры.
- Спасибо, - сказал Берковиц, - но можешь рассказать, что нам придется увидеть.
- Это столь же легко, как и показать. просто смотрите на экран.
Она со спокойной уверенностью присоединила провода к электродам, затем повернула регулятор, который уменьшил яркость горящих над головой ламп. На экране появилась иззубренная мешанина пиков и провалов в виде яркой четкой линии, испещренной вторичными и третичными пичками. Она медленно и незначительно изменялась, но иногда резко меняла свой вид. Создавалось такое впечатление, что кривая живет своей жизнью.
- Это, - сказала Реншоу, - всего лишь информация ЭЭГ, но с гораздо большим количеством деталей.
- Которых тебе достаточно, - спросил Орсино, - чтобы сказать, что происходит в отдельных клетках?
- Теоретически да. Практически - нет. Пока нет. Но можно выделить из этой общей кривой ЭЭГ отдельные составляющие. Смотрите.
Она нажала клавишу компьютера, и линия изменилась, потом изменилась еще раз. То это была небольшая, почти правильная волна, перемещающаяся вперед и назад почти с четкостью бьющегося сердца, то острая и зазубренная, то прерывистая, то почти безо всяких деталей - и все это в быстрых переключениях геометрического сюрреализма.
- Ты хочешь сказать, - спросил Берковиц, - что каждая частичка мозга настолько отличается от другой?
- Нет, - ответила Реншоу. - Ничего подобного. Мозг в очень большой степени голографическое устройство, но в его различных частях есть мелкие сдвиги интенсивности, и Майк может выделять их как отклонения от нормы и использовать ЛЭГ-установку для их усиления.
- Кто такой Майк? - спросил Орсино.
- Майк? - отозвалась Реншоу, на мгновение удивившись. Кожа на ее щеках на секунду вспыхнула. - Разве я не сказала... словом, я его иногда так называю. Это сокращение слов "мой компьютер". - она обвела рукой комнату. - Мой компьютер. Майк. Очень сложно запрограммированный.
Берковиц кивнул и сказал:
- Хорошо, Дженни, но к чему все это? Если ты сделала новое устройство для исследования мозга с помощью лазера, то прекрасно. Это интересное применение, и ты права, что я бы о таком не подумал - но все же я не нейрофизиолог. Но почему бы не описать его в отчете? По-моему, начальство поддержит...
- Но это всего лишь начало. - Она выключила сканирующее устройство и положила мартышке в рот кусочек фрукта. Обезьяна не выглядела испуганной и не показывала, что ей что-то не нравится. Она медленно жевала. Реншоу отключила провода, но оставила мартышку привязанной.
- Я могу идентифицировать различные отдельные кривые, - сказала Реншоу. - Некоторые связаны с органами чувств, другие с реакцией внутренних органов, некоторые с эмоциями. Можно многого добиться и с этим, но я не хочу на этом останавливаться. Самая интересная из кривых та, что связана с абстрактным мышлением.
Пухлое лицо Орсино сморщилось от недоверия.
- Откуда это известно?
- Эта особая форма кривой делается все более выраженной, если двигаться в животном царстве в направлении усложнения мозга. Ни с одной другой кривой подобного не происходит. Кроме того... - она остановилась, а затем, словно собравшись с мыслями, продолжила: - Эти кривые усиливаются в огромной степени. Они могут быть уловлены, детектированы. Можно сказать... возможно... что это... мысли...
- Боже мой! - сказал Берковиц. - Телепатия!
- Да, - с вызовом произнесла она. - именно так.
- Не удивительно, что ты не захотела писать отчет. Продолжай, Дженни.
- А почему бы и нет? - сказала Реншоу уже спокойнее. - Разумеется, не может быть телепатии, использующей лишь неусиленные изменения потенциала человеческого мозга, как невозможно разглядеть детали марсианской поверхности невооруженным глазом. Но как только были изобретены инструменты... телескоп... и _э_т_о...
- Тогда расскажи начальству.
- Нет, - сказала Реншоу. - Они не поверят. Они попытаются меня остановить. Но им придется поверить _т_е_б_е, Джим, и _т_е_б_е, Адам.
- И что же, по-твоему, я им скажу?
- То, что увидите сами. Сейчас я подключу мартышку снова, а Майк... мой компьютер, уловит кривую абстрактной мысли. Это займет несколько секунд. Компьютер всегда выделяет эту кривую, если только не получит команду не делать этого.
- Почему? Потому что компьютер тоже думает? - рассмеялся Берковиц.
- Это вовсе не так смешно, - ответила Реншоу. - Я подозреваю, что тут е_с_т_ь_ резонанс. Этот компьютер достаточно сложен, чтобы создать электронную структуру с элементами, сходными с кривой абстрактной мысли. Во всяком случае...
На экране снова мелькали волны обезьянего мозга, но уже не те кривые, что они видели раньше. На этот раз это была почти лохматая от сложности кривая, которая непрерывно изменялась.
- Я ничего не различаю, - сказал Орсино.
- Вам надо включиться в приемную цепь, - сказала Реншоу.
- То есть ввести в мозг электроды? - спросил Берковиц.
- Нет, только наложить их на череп. Этого будет достаточно. Я предпочла бы тебя, Адам, потому что у тебя нет изоляции из волос... Да не бойтесь вы, я сама подключалась. Это не больно.