«Чистый» андеграунд же уничтожен собственным величием
И телефоном в каждом мимо проходящем кармане.
Оставшийся – это когда ты вроде вне игры по собственному желанию, но категории эти признаёшь, и в любой момент может вмешаться какой-нибудь Дядя, чтобы помочь.
Не так мрачно, но всё же не те криво напечатанные на машинке с переклеенными поверх опечаток буквами из газет крики самиздата.
Всему своё время и место, просто так, решил вспомнить.
Так что я не выбираю полюса, выбираю оставаться человеком ищущим, человеком идущим, человеком мыслящим, человеком создающим.
Поток.
От него не зависит, упадёт ли в него потерявшийся оленёнок, метеорит, если он просто станет частью чего-то большего.
Всё на уровне момента, экспрессии, а в забетонированных смыслах много мыслительных загустений и повиновения природы придуманному.
Чистое творчество и художник, не оценивающий свои приобретения через лупу материального, существующий поодаль от него, в спокойном невмешательстве, возвышаясь только над собственным эго, требующем шума голосов, подсчитываемых голосов.
Если всё-таки говорить про функциональное участие во внешнем, то здесь не повезло. Моя природа не даёт окончательно отсоединиться от всеобщей раздающей розетки. Я не могу, как с Тео, что-то внутри не позволяет «паразитировать» на теле другого стремящегося.
Так что пробую, чтобы каждый «я» отвечал за свой сектор.
Целостность, она в налаженном круговороте взаимосвязи разного друг с другом. Ради цели – быть в движении. Быть на расстоянии и в центре. Быть уверенным и меняющимся. Погружаться снова и снова в сомнения и чувства – выходить дымящимся, чистым, распутанным.
Остывать в потоке, смывающем стремительность и силу нажатия внешнего кулака. Обнажающем суть. Являя собой предназначение.
Без совершенства,
Не зафиксировать.
Мчится.
Устали
Дикаря можно причесать, приучить к туалету с лёгкой фоновой музыкой
Посвящать грамоте шаг за шагом
Сначала собственное имя, потом имена ближайших нянь-исследователей (мама/папа, другие пластиковые привязанности), и вот ему уже просится «и» между всеми ними. А дальше связи вроде как наматываются одна за одной. И смирно укладываются в знаки. Язык – систематизация инстинктов
Дикарь заиграется на годы (это не история типа Маугли, ты уже начинаешь предчувствовать), стеклянную клетку на ночь начнут оставлять открытой. Он будет бережно хранить книги рядом с идеально заправленной кроватью и будильником
А потом щёлк – и дикарь умиротворённо рвёт удивленную глотку совсем недавно окончательно расслабившейся антилопе на фоне восходящего бурого солнца за углом от цивилизации
На твоих – на этот раз – немного разочарованных не моргающих умных глазах за двойным опущенным стеклом
И каждый окажется на секунду смоченным новой болью утром
Двинемся дальше
Я в стерильном халате по слишком освещённым комнатам в поисках ответов
Я мохнатыми лапами по перегнивающим листьям в никуда
ф. часть 2
Вот так бывает, среди давно ощупанных мыслей
Будет одна, тоже ощупанная, но подчеркнувшаяся в правильное время
80 процентов личного общения людей друг с другом состоит из обсуждения других
БАМ!
Но жизнь хороша тем, что всегда можно сорваться в свободное падение
Примером, хватит резолюций
Просто быть, держась за руки с другими, но с фокусом чётко на себя, изнутри наружу
Разобранные каким-то компульсивщиком до алфавита мысли легко рассасываются в слизистых общества; те же, что только притворяются первыми, проникают с иглой – и остаются
Примером
Жизнь хороша
Даже если её вечный собеседник смерть
И они наказаны задумкой на нескончаемое обсуждение друг друга
Нуар
Скрипя одеялом который час, я никак не мог уснуть
Мысли взбаламутились внезапно ступившей ногой, сделав воду не привлекательной… как минимум на какое-то время
На балконе
Ночь холодна и порывиста. В застывших листьях вдруг рвётся ветер, пугая зависающего меня
Скоро март, и станет более однообразно
Что это?
Я зависим от боли?
В меня слишком многое проникает?
Или это главное условие, при котором я могу писать и считать себя живым
Пока чувствуешь и думаешь, неважно что, вообще-то; настолько неважно, что думаешь преимущественно деструктивно и с самого детства. А чувствуешь, как работаешь смотрителем в музее современного искусства, в зале с абстракционизмом. От большого количества свободного времени скатываешься в разные краски, теряешься за образами, ковыряешься в формах и линиях, что уже, кажется, нет конца этому бурению