— Антон, не надо!
Мои ладони только касаются плеч Очкарика.
Она резко вскидывает голову, смотрит на меня абсолютно темными глазами, потому что зрачки стали огромными и утопили всю зелень, словно черные дыры.
Что-то не так.
У нее ужас на лице: тихий, но настолько выразительный, что хочет переключить этот канал и не испытывать судьбу.
— Не… трогай меня, — просит затравленно, как будто я приставил ей нож к горлу.
— Йени, малыш, это я, все хорошо.
— Не трогай меня… пожалуйста, не трогай. — Она обнимает себя за плечи, совершенно неестественно заводит ладони куда-то как будто на лопатки.
— Йен, да ради бога, просто разреши мне…
Говорю, наверное, громче, чем собирался.
Потому что мне впервые в жизни страшно, потому что ситуация абсолютно вышла из-под контроля и просто не понимаю, что происходит.
Мой Очкарик… Она здесь — но ее здесь нет.
И я пытаюсь поймать ее, задержать, не дать влезть туда, откуда потом не достану.
Это просто интуиция.
Попытка повлиять хотя бы на что-нибудь.
Но становится только хуже, потому что она начинает трястись и громко, хрипло, как будто с ножом в горле, кричит:
— Не прикасайся ко мне!
Глава пятьдесят пятая: Йен
Девять лет назад
Полгода назад я просто смотрела на Него со стороны и боялась даже представить, что может так случиться, что мы обменяемся хотя бы парой слов.
Пять месяцев назад Вика заметила, как я на него глазею, когда он с парой приятелей иногда зависал на уроках информатики, где проходил практику его однокурсник. На них все девчонки смотрели, потому что для нас, выпускниц, они были похожи на богов: такие же недоступные, абсолютно идеальные и неприкасаемые.
Вика сказала, что я должна просто подойти к нему и завести разговор. Например, о том, что неделю назад мне исполнилось семнадцать. Она считала, что это очень хорошая тема. И еще, что через пять месяцев я закончу школу — и тогда ему не придется скрывать, что он встречается с малолеткой.
Конечно, я не подошла, хоть однажды, когда Он оказался рядом, смогла даже открыть рот. Правда, так ничего и не сказала, только безобразно мычала, как Нео в Матрице, когда агент Смит показал ему, что рот можно заклеить буквально.
И тогда Вика взяла ситуацию в свои руки: просто толкнула меня, когда мы спускались с лестницы, и Он шел нам навстречу.
Если бы Он не поймал меня со словами «Ты такая очаровательно неуклюжая!», я бы точно ее убила.
Но Он сказал это. А потом придержал за локоть, чтобы меня на смыло волной летящих с последнего урока школьников. Спросил, как меня зовут, долго переспрашивал, думал, что ему показалось.
А на следующий день, когда информатика была у нас последним уроком, предложил провести меня до дома.
Мы начали встречаться. Не «официально», а просто обмениваясь сообщениями, перезваниваясь, встречаясь на крыльце школы. Потом Он пригласил меня в парк. Потом в кино.
Он был моим ожившим сном: взрослый, обаятельный, веселый и достаточно сдержанный, чтобы меня, романтичную до мозга костей дурочку, тянуло к нему, словно магнитом. А еще он был очень красивым, и даже шрам на лбу был частью этой красоты. Я могла просто смотреть на него и представлять, что это метка какого-то маленького Большого подвига.
Я любила его невероятно. Совсем без головы. Всей собой. Впервые в жизни любила человека до такой степени, что не представляла дня, в котором не было бы его голоса или короткого послания, или наших прогулок по набережной.
Мое платье на выпускном — белое, в пол, почти как свадебное.
Только немного испачкался подол, потому что наотрез отказалась его укорачивать, и даже в паре с высокими каблуками оно волочится по земле.
Он ждет меня через дорогу от ресторана. Курит в темноте. Черная футболка и черные джинсы, растрепанные от ветра жесткие черные волосы.
Такой безумно красивый, что сразу падаю к нему в руки, даю себя обнять. Выпила три глотка шампанского, но пьянит меня его запах: какой-то терпкий парфюм и крепкий запах табака. Он всегда много курит, а я могу наблюдать за этим часами.
— Точно одна сегодня? — Он сам ловит такси, прямо на дороге.
— Одна, — так сильно смущаюсь, что краснотой моих щек можно разводить огонь. — Тут все до утра будут.
— Ок, школьница. Неохота на злого папашку нарваться.
— Я больше не школьница, — делаю вид, что обижаюсь, но Он затаскивает меня в такси и начинает целовать.
Мне не очень приятно целоваться. Это мокро и скользко, но мне нравится, как Он меня обнимает: крепко, словно хочет раздавить. Как будто это такое мужское признание в любви.