Я не могла там жить.
Я задыхалась в этом выхолощенном неживом порядке.
Мне не хватало капельки хаоса и тепла, которая появляется в доме вместе со связанными бабушкой круглыми ковриками на кресла, даже если они смешные и стоят три копейки. Мне не хватало возможности разбросать свои мягкие игрушки, потому что Саша любил приглашать коллег и важных людей, и мой «плюшевый детский сад» мог создать неправильное впечатление. Как будто моя подушка-утконос могла лечь грязным пятном на его репутацию знающего финансиста.
Когда мы разошлись, я не забрала ничего из вещей, которые успела перевезти — не так уж много, потому что хваталась за любой повод хотя бы на пару дней вернуться в свою квартиру.
И ни о чем не жалела. Только о смешных горшочках с китайского сайта, куда собиралась посадить смешные кактусы и разные карликовые растения. Если я хоть что-то знаю о Саше, то он отдал их своей маме, вряд ли уточняя, откуда они взялись.
У Антона все иначе.
Видно, что дом нуждается в том, чтобы его наполнили деталями: возможно, парой цветочных горшков, какой-то связанной вручную накидкой на диван с длинными кистями, вазами для мелочей, подносом «под старину», сделанным своими руками.
Но все равно здесь уютно.
И, возможно, дело совсем не в доме или в мелочах, которые, если прислушаться, могут много рассказать о своем хозяине.
Дело в том, что мы сидим на диване рядом — бедро к бедру. Едим, смотрим мультики и иногда обмениваемся комментариями или шутками.
Мне хорошо и уютно.
Настолько комфортно, что физический контакт не жалит кожу. Мне не хочется отодвинуться, придумать что-то про боль в боку и втиснуть между нами диванную подушку. Мне хочется сидеть так, чтобы чувствовать рядом тепло мужского тела, слышать запах мятного геля после душа и украдкой рассматривать профиль Антона.
За чем он меня и ловит, когда я так «залипаю», что не успеваю отвернуться.
— Все в порядке? — Он проводит ладонь по подбородку.
«Все отлично. Ты просто очень мне нравишься, и мне хорошо с тобой вот так, просто вечером, просто рядом, делать обычные вещи, чтобы потом вместе пойти мыть посуду, а потом оказаться в одной постели».
Я не произношу ни звука. И на последней мысли по спине ползет холод, потому что несложно угадать, что будет в постели. Сексуальный мужчина и бревно.
— Вроде ничего не сказал, а у меня чувство, что ты сейчас заплачешь, — хмурится Антон.
Мотаю головой, пытаюсь выдавить беззаботную улыбку или пошутить, но в голове только бессмысленный хлам.
Мне страшно до чертиков.
Потому что я знаю, чем все закончится. Возможно — даже скорее всего — этот мужчина будет более деликатным, чем Саша, и не обзовет меня «соской-ледышкой». Мой бывший почему-то решил, что лучший способ помочь мне избавиться от неловкости от собственной женской несостоятельности — высмеять ее. Я не любила его, к счастью, иначе это прозвище размазало бы меня по стенке тонким слоем унижения.
Но я — это я.
В моей жизни было двое мужчин, и о первом я вспоминаю в холодном поту, до сих пор просыпаясь от ночных кошмаров и испытывая жуткую боль между ног. Саша был вторым, и наша с ним сексуальная жизнь была чем-то вроде обязательного еженедельного ритуала для него и трудовой повинности для меня. От которой, порой, просто тошнило и выворачивало.
Я отодвигаюсь на расстояние полуметра, поправляю очки и еще раз пытаюсь улыбнуться. Самое время сказать, что для меня это все слишком быстро, что я не рассчитала свои силы, когда согласилась провести с ним пару дней. Самое время сделать хотя бы одну правильную вещь: остановиться до того, как «ледышка» все испортит.
Эта пара встреч будут лучшими воспоминаниями в моей жизни.
Сейчас я могла бы подписаться под этим кровью и приложить осколок души.
Глава шестнадцатая: Йен
Мари Краймбрери — Он тоже любит дым
«Мама — разговоры начистоту.
Мама, у него руки все в тату…»
— Мне лучше поехать домой, — говорю я, слишком резко вскакивая с дивана, когда на миг кажется, что Антон пытается до меня дотянуться.