Смотрю на себя в зеркало в ванной, провожу руками по мокрым волосам. А сохранять, по ходу, уже почти нечего. Хорошо, что стригусь коротко, а то был бы как Старец горы.
Я набрал Очкарика сразу, как только немного подзарядил телефон, хотя сначала собирался поспать час-другой. Но переступил порог дома — и вдруг стало странно одиноко, что никто не выбежал встречать на порог, рассказывая, что у нас на ужин.
И даже ни одной ее вещи не осталось — с чем приехала, с тем и уехала.
А вместо того, чтобы поболтать с малышкой пять минут, услышал в трубке гудки и сообщение вдогонку, что она занята.
Странно. Обычно охотно берет трубку и заговаривает меня всякой интересной и не очень ерундой. За пять-десять минут выдает такой поток информации, что я ее перевариваю целый день. О книгах, о фильмах, о своих творческих планах, о том, что учит японский язык и нашла новую интересную группу, на которую сразу присылает ссылку.
Иногда мне нужно просто слушать и поддакивать, не вторгаясь.
И это не потому, что Очкарик бестолковая или слишком в фокусе своего «Я».
Это нервы и неуверенность. Страх, что мне станет скучно. Кто-то внушил ей хреновый стереотип, будто мужика надо развлекать, иначе зачем тогда женщина?
Нужно что-то с этим делать, если мы будем развивать отношения.
Когда выхожу из ванной, еще раз проверяю телефон — ничего. И это от моей болтушки?
Может, что-то случилось? К тому чертовому сообщению эта любительница тыкать «скобки» в конце каждой фразы не добавила ни одной.
Падаю на кровать, мордой в подушку, снова набираю ее номер.
Она берет не сразу и говорит тихо, как будто переживает, что нас услышат.
— Ты играешь в шпионов? — тоже шепотом спрашиваю я, когда Йен сбивчиво здоровается.
— Нет, просто тут… много людей.
— На даче твоих родителей?
— Угу.
Блин, да что случилось-то?
— У вас ежегодный слет родственников?
— Хуже, — наконец, посмеивается она, но голос до сих пор напряженный и натянутый. — У папы День рождения сегодня. У нас Сергеевы. И Саша. С женой.
Так.
Сажусь, быстро перевариваю информацию. Она там на даче со своим бывшим и моей бывшей?
— Прости, что не сказала раньше, — извиняется Очкарик, пока я достаю джинсы и, прижав плечом телефон, одеваюсь. — Ты сказал, что работаешь, что устал. Не хотела ставить тебя в неловкое положение.
На самом деле, это как раз то, чего я очень не люблю — когда кто-то, не важно кто, принимает решение за меня, даже не пытаясь обсудить этот вопрос.
— Так, малыш, давай договоримся прямо сейчас — не решай за меня. Никогда. Я не маленький мальчик, меня не надо прятать за юбку.
— Извини! — слишком громко отвечает она.
Перегнул я со строгостью. Забыл, что говорю не с прожженной хваткой бабой, а с молоденькой неопытной еще почти девчонкой, которая краснеет от слова «член».
— Во всем, что касается меня, — уже мягче продолжаю мысль, — я всегда буду решать сам. По крайней мере, пока меня не разобьет маразм, и я не начну считать себя деревом.
— Хорошо, ворчливый Антошка, — быстро и послушно соглашается она. Кажется, что вот-вот расслабится, снова начнет щебетать какую-то забавную хрень, но нет — опять сопит.
— Так что случилось?
— Ничего.
— Не ври мне, — предупреждаю с нажимом.
Вот такой у меня характер — я не глажу по головке, я люблю по сути, жестко, напильником по всем острым углам.
— Наташа знает о нас.
— Ну и не по хуй ли? — Переключаю телефон на громкую связь, достаю свою любимую черную толстовку, влезаю в нее и ерошу волосы, чтобы быстро привести их с порядок. — Она тебе что-то сказала? Обидела?
— Нет. — Йен сглатывает, тянет паузу. — Но, кажется, твоей бывшей этого очень хочется.
Конечно, ей хочется. Я знал Наташку три года, и за это время она умудрилась настроить против себя мою семью, парочку приятелей и друзей. Потому что не умела держать язык за зубами и гонор несла впереди себя, словно победное знамя. А тут такой повод затравить соперницу не из своей весовой категории.
Йен не даст ей отпор. По крайней мере, пока я не научу малышку красиво и грамотно огрызаться.
— Женщина, ты меня сама пригласишь или приехать в наглую? Тогда хоть адрес скажи. — Щелкаю браслетом часов, спускаюсь по лестнице, засовываю ноги в свои любимые «спиды» под «Баленсиага». Прикид оторванный, конечно, но не в мундире же ехать.
С полки, где у меня всякое элитное бухло — некоторые бутылки еще с прошлого Дня рождения — беру коллекционный «Мартель» сорокалетней выдержки. Очкарик говорила, что ее отец — бывший военный. Значит, оценит.