— Прости, что была очень… категорична в начале разговора, — вынуждена это признать и мне не стыдно извиниться. — Но я просто чувствовала себя лишней. Ненужной. Ты ушел от женщины с ребенком от другого мужчины, значит, ушел и от этого ребенка тоже. Сейчас у него есть отчим. Не такой идеальный как ты, но ни меня, ни тебя все это уже не должно волновать. А теперь твоя бывшая получила просто вот такой, — развожу руки максимально широко, — повод думать, что за тебя можно и нужно продолжать сражаться. Как там говорят? Если мужчина любит женщину, он любит и ее детей?
На мгновение мне кажется, что Антон сорвется: он с шумом выдыхает через нос, немного нервно сует ладони в передние карманы джинсов и пару раз раскачивается с пятки на носок, как будто совершает примитивную медитацию.
— Я просто поиграл с пацаном в настолку, Очкарик. Без задней мысли. И не собираюсь извиняться за это.
Что-то такое я и предполагала. Как будто мне были нужны эти извинения.
Мое внутренне равновесие покрывается мутным илом всколыхнутой с самого дна боли.
— Тогда, наверное, я очень не права, что начала этот разговор, — говорю растерянно, но сухо. — Ребенок ни в чем не виноват. Даже в том, что его используют в качестве капкана на моего, кажется, теперь уже бывшего… будущего мужа?
Мне так сильно больно, что я топлю все эмоции и чувства, закрываюсь в самой глубокой башне подземелья, надеясь, что хотя бы там мне удастся пережить ковровую бомбардировку пары следующих необратимых фраз.
Кручу кольцо на пальце.
Моргаю, потому что блеск камня режет глаза.
— Прости, что… — У меня не хватает сил сказать, что если эта женщина и все, что с ней связано, и дальше будут вырастать на горизонте, словно ядерный гриб, я просто сойду с ума.
Пытаюсь обойти Антона, одновременно стаскивая кольцо, но оно, хоть не жмет, словно въелось в палец.
Антон перехватывает меня за локоть, резко и бескомпромиссно притягивает к себе.
Обнимает.
— Я не буду извиняться, но обещаю, что прямо сейчас закрываю свое прошлое на замок и выбрасываю ключ. Можешь дать мне по яйцам, если обману. Я выбрал тебя, малыш. Правда, не было никакой задней мысли вообще. Просто… ну реально жаль пацана.
Я всхлипываю, цепляюсь руками в свитер у него на лопатках.
Хоть бы не реветь, хоть бы не реветь.
Реву. И слезы оставляют пятна на крупной белой вязке.
— А вот если еще хотя бы раз попытаешься снять кольцо с такими идиотскими намерениями — заберу и поверю, что совершил ошибку.
— Больше не буду, — катаю лбом по его плечу и глупо улыбаюсь сквозь слезы. — Я боюсь таких зубастых соперниц, мой ты неумный мужчина. Я им закуска на один зуб.
Антон все-таки немного отстраняется, обнимает мое лицо ладонями и совершенно серьезно говорит:
— Но женюсь-то я не на зубастой суке, а на зареваном мопсе.
— Сам ты… — икаю, — мопс.
— Не, я уставший замученный Бетховен.
Мы стоим так еще минуту или две. Даже не хочется больше ничего добавлять к уже сказанному, потому что самое главное я уже услышала, и прямо сейчас даю себе обещание больше никогда не спешить с выводами и не торопиться решать недопонимания радикальными способами. Ведь я только что могла остаться… без него. Он мог бы не останавливать меня, позволить мне совершить импульсивную глупость — и наш короткий роман без продолжения стал бы просто вырванными из тетради страницами.
Но раз мы пережили нашу первую ссору и даже не пришлось использовать бинты, пластыри и шины, то самое время вскрыть еще одну проблему. И сделать это нужно прямо сейчас, пока я под завязку заряжена уверенностью в поддержке своего мужчины.
Я провожу Антона за дом, там, где у бабули сложенный из кирпичей мангал, и где мужчины готовят мясо. Антон пожимает руки всем, даже Саше, который протягивает ладонь с явной неохотой.
— Можно тебя на минуту? — спрашиваю его, и мой бывший удивленно приподнимет брови, как будто я призналась, что собираюсь устроить ему трепанацию.
— Что случилось?
— Можно поговорить с тобой не здесь? — с нажимом повторяю я.
Саша прекрасно разбирается в цифрах и у него идеальный нюх на удачные сделки, но иногда он не понимает элементарных намеков. Или, возможно, делает вид, что не понимает, когда это играет ему на руку.
Отец внимательно следит за нами, но не вмешивается.
Саша откладывает на край стола шампур, на который нанизывал замаринованные куски курицы, просит отца слить ему на руки и идет за мной. Пару раз пытается спросить, в чем дело, но я нарочно отмалчиваюсь.