А вскоре по другой дороге пошли советские колонны. И тоже были танки, и тоже с историческими именами: «Александр Суворов», «Михаил Кутузов», «Николай Гастелло»… «Паникако»… «Одесса»… «Москва»… «Сталинград»…
Вот она, история давних и близких лет! Воины-богатыри движут ее дорогами новых сражений. И полководцы минувших времен, постоявшие за мать-отчизну, и их потомки, уже теперь павшие смертью храбрых, и города-герои, послужившие Родине своим легендарным подвигом, — все они верные сыны большой бранной славы, всегда возвышенной и благородной!
Глава двенадцатая
ВЫСОКИЕ ТАТРЫ
Разведчики Якорева первыми выбрались на обледенелый гребень. Вытерев рукавом взмокший лоб, Максим обернулся. Круто проклятое нагорье. Очень круто. Высекая во льду зазубрины, бойцы Самохина карабкаются в трехстах метрах следом.
Передохнув, молча тронулись дальше. Крутизна временно спала, но снег по пояс. Он мягкий и рыхлый, легко проваливается до самой породы. Хуже льда! Потом и снег позади. Отвесная каменная стена искусно выложена из кристаллических сланцев. Скалу огибает узкий горизонтальный уступ, именуемый террасой. Здесь и летом редко ступает нога человека. Зимой — никогда! Внизу — глубокий провал, ощеренный острыми каменными зубьями. Бойцы, как альпинисты, обвязаны у пояса, и все прикреплены к веревке. Предосторожность не напрасна. В одном месте уступ сильно размыт горным потоком. Как всегда, все несчастья валятся на Зубца. Он шел последним на конце веревки и первым повис над пропастью. Максим, шедший рядом, едва выдержал рывок. Вытянутый на площадку, Зубец не сразу пришел в себя. На побледневшем лбу крупные капли пота. Нижняя губа часто вздрагивает. Якорев вспыхнул: он не хочет простить виновнику неверного шага, однако, увидев лицо разведчика, сразу смягчился:
— Иди в середину!
Терраса обрывается, отрезанная скалой с крутыми, почти отвесными стенами. Бойцы лезут с камня на камень, с уступа на уступ, опять карабкаются по обледенелым скатам, цепляются за редкие кусты и карликовые деревья, именуемые тут пигмеями; подолгу лежат, чтобы отдышаться и собраться с силами, снова ползут. Горы все выше и выше. Воздух становится чище, свежее; пронзительный ветер — обжигающе порывистым. В неустойчивом равновесии он сразу валит на снег.
На седловине привал…
Вот они, Высокие Татры! Их называют «прекраснейшей диадемой Словакии». Это и в самом деле одно из ценнейших ее украшений. Горы щедро воспеты поэтами. Композиторы сложили о них самые волнующие мелодии. «Татра» — наиболее массовая марка самых различных изделий. Легковая машина — «татра», папиросы — «татра», шоколад и конфеты — «татра».
День голубой и солнечный. Обзор на сто верст вокруг. Куда ни взглянешь — небо да горы! И выше всех величественная Герлаховка, взметнувшаяся ввысь на 2663 метра. Даже тысячеметровая красавица Матра, виднеющаяся вдали в виде синеватого конуса, по сравнению с Герлаховкой кажется горой-ребенком. Но Самохин и не глядел туда. Расстелив на снегу карту, он тщательно выверял маршрут. Далеко впереди у подножия северных склонов, — небольшой уголок южной Польши с живописным курортным городком Закопане. Туда лишь один путь через Яворинский перевал, по которому и отходит разбитый противник, уверенный, что Татры — самое надежное прикрытие. Он минирует дорогу, устраивает лесные завалы, подрывает полотно и скалистые кручи над ним, создает смертельные зоны артиллерийского огня. По шоссе на Закопане полк и преследует противника основными силами. Батальон же Самохина идет прямым путем через Высокие Татры, чтобы отрезать врагу пути отхода. За проводника у Леона словачка-партизанка Мария Янчина. Молодая женщина в легкой шубке, опороченной мехом, и в теплом шерстяном платке, из-под которого выбиваются пряди русых волос. Невысокая и стройная, она чем-то напоминает горную серну, чуткую и стремительную. Бойцы не сводят глаз с ее румяного лица, заглядывают в синие бездонные глаза с большими черными зрачками, прислушиваются к звонкому голосу, каким не разговаривать, а петь бы самые задушевные песни.
По ту сторону гор действует партизанский отряд, которым командует ее брат Стефан Янчин. Как связная отряда, Мария не раз ходила через Татры и хорошо знает дорогу.
Часовой отдых на высоте в две тысячи метров. У бойцов термоса с горячим чаем. Здесь он кажется необыкновенной роскошью. За скромным завтраком оживленный разговор. Мария молчалива, но на вопросы отвечает просто, быстро, не задумываясь. Да, она воевала. Да, знает оружие. Снайпер. Сколько у ней на счету? Много, засмеялась словачка, очень много стреляла.
— А ну, дочка, проверим, проверим, — заулыбался Голев, подсаживаясь к женщине. — Видишь, дубок.
— Ну, вижу…
— Смотри на сучок внизу, — и Тарас, приложившись, сразу выстрелил. Сук обломился, оставив небольшой выступ. — Сможешь?
— Давай, испробую, — и протянула руку. Целилась старательно и долго. А раздался выстрел, и остаток сучка свалился на снег.
— Ох, молодец! Умеешь. Дайко-сь я тебя поцелую за это, — и наклонившись, Голев звонко чмокнул ее в щеку, так что женщина засмущалась, раскрасневшись.
— Что за хитрый старик, — засмеялся Соколов, — всех обошел. Захотелось поцеловаться — вот и придумал испытание. Хитер!
— Да перестань ты, балагур, — упрашивал Тарас, тоже невольно смущаясь под добродушные смешки солдат.
— Нет, теперь и я испытание сделаю, — разбаловался Глеб. Можно, — обратился он к словачке.
— Да ну, вас! — шутливо отмахнулась рукою женщина.
С севера незаметно выползла снежная туча.
Осматривая в бинокль горный рельеф, Голев все выспрашивал у Янчиной, только что заявившей, что хорошо знает Карпаты:
— А на Герлаховке была?
— Была.
— А там? — вытянул он руку в сторону фешенебельных санаториев, раскинувшихся позади внизу.
— Там ни, вратник и на порог не пустит.
— А Морское око бачила?
— Не раз бачила, — улыбнулась Мария и стала рассказывать о высокогорных татранских озерах. Когда нет льда, в их зеркальной поверхности отражаются высокие пики и синее небо. Среди этих озер Морское око — самое удивительное и красивое. В зеркальную поверхность его синих вод смотрятся скалистые вершины. Снежные поля горных склонов резко контрастируют с темною зеленью хвои, окаймляющей озеро, как рамкой. Сразу после заката, когда горные вершины еще залиты пурпурными лучами солнца, уже спустившегося за горизонт, озеро становится не синим, а багряно-красным. Это от крови, говорит Мария.
— Как от крови? — заинтересовался Голев.
— А так Бог сливает туда всю кровь бедняков, выпитую за день богачами.
— Ишь, как придумано! — удивился бронебойщик.
Начался спуск. Опять отвесные скалы, потом глубокие снега, крутые обледенелые нагорья.
— Смотрите, смотрите! — вскинув руку, вдруг вскрикнул Зубец, — смотрите же!
Могучие татранские хребты выше туч взметнули к небу свои каменные скалы, и одна из них выше и отвеснее всех. А на самом верху ее отчетливо виден вытесанный на сером камне родной образ.
— Смотрите, Ленин! — так и застыл с вытянутой рукой разведчик.
Остановившись, Самохин с изумлением вглядывался вверх, откуда на бойцов словно живой смотрел сам Ленин. С холодных каменных скал неожиданно повеяло чем-то родным и близким и по всему телу прошел горячий живительный ток. Еще вчера, провожая отряд в горы, замполит напомнил Леону про Поронин. Это местечко неподалеку от Закопане, где незадолго до революции некоторое время жил и работал Ленин. «Не забудь, своди туда бойцов», — наказывал замполит. Как можно забыть об этом! Выбив противника из ленинских мест, они завтра же осмотрят Поронин. А сегодня Ильич их сам встречает и с гордостью смотрит на них, что живут и воюют под знаменами его великой партии.