Со стороны Чопа доносился немолчный шум боя, и сердце Максима невольно полнилось тревогой. Звуки орудийной канонады вроде усиливались и нарастали, как громы и молнии большой приближающейся грозы, готовой хозяйничать на земле и в небе.
У самого берега Максим вдруг разглядел в воде простую солдатскую пилотку. Густо пропитанная кровью у самой звездочки, она плыла, тихо покачиваясь на прибрежных волнах. Максим даже вздрогнул. Это оттуда, из-под Чопа, где грозно гремит бой. За первой пилоткой появилась вторая, затем еще и еще. Сердце командира как-то сжалось, подкатившись к самому горлу. Теперь уже плыло много-много пилоток. Что же сталось с людьми, на ком еще час — другой назад были эти пилотки? Плыли ли они через реку, и вдруг попали под убийственный огонь снарядов? Или их скосил пулемет, притаившийся в прибрежном кустарнике, когда они только что спустились в воду? И что, ранены ли они или убиты? Удалось ли спасти их, или их поглотила алчная Тисса, как страшную дань ее неведомым богам — кто знает?
По щекам Максима скатывалась слеза за слезою. Сухими губами безмолвно ловил он их соленую влагу и бессильный отвести глаза, все глядел и глядел на эти пилотки как последние вести безвестной солдатской судьбы.
Ох, река, река! Не дождями полнишься ты сегодня. Не от таянья снегов наливаешься соками. Кровью людскою окрашены твои струи. Кровью!
Он ближе продвинулся к Тиссе в низкорослый можжевельник и разговаривал с нею. Уже невидящими глазами глядел он на воду, бегучие струи которой, журча и переливаясь, будто твердили: «Время все залечит, все залечит!»
Оставив наблюдателя, Максим отправился к разведчикам. В канун октябрьского праздника у всех приподнятое настроение. Как все чудесно было в мирные дни. Свет, музыка, праздничный стол. Золотое времечко. А ты вот форсируй теперь, наступай, хорони убитых, если хочешь торжествовать победу. Да, сурова и завидна судьба поколения.
На исходном рубеже Максим застал среди бойцов Березина. Здесь всюду деревянные и надувные лодки, наскоро сколоченные плоты и множество самых различных приспособлений из того, что именуют подручными средствами: щиты и пловучие мостики, сбитые из кольев, неизвестно где добытые спасательные круги и пробковые пояса, простые бревна. Бедовой смолил лодку. Сбив из досок просторную раму, Зубец примеривал ее к двум бочонкам.
— Ты что мастеришь, Семен? — остановился около него Березин.
— Да вот кораблик, — ответил разведчик, — а мотора нет.
— На своем пару придется, — под общий смех подшутил Акрам.
— Слабоват твой кораблик, — осмотрев его, оценил Березин.
— Доплывем, товарищ майор, а малость покупаемся — не страшно: из ста рек пили, не беда, коль испробуем и тисской.
Собрав разведчиков и саперов, Березин ознакомил их с последней сводкой. Советские дивизии наступают по всему фронту. У Чопа ожесточенные бои. Город то и дело переходит из рук в руки. Ясно почему — за Тиссой открывается путь на Будапешт, и враг сопротивляется отчаянно.
— Силен противник, товарищ майор, дюже силен, — заговорил Ярослав, едва заметно покачивая русой головой. — Пушек у него: лупит и лупит.
За день Ярослав насмотрелся на бой за рекою, и что-то в душе у него дрогнуло. Перехватив сейчас укоризненный взгляд Максима, он сразу смутился.
— Вот и разбить его тут, — сказал Березин, — дальше легче будет. Тем более, на подмогу нам сорок батарей ставят.
— Так-то оно так, а нелегко под огнем такую реку перемахнуть.
— Да вы что, боитесь? — в упор посмотрел он на разведчика.
— Нет, что вы! — вспыхнул Ярослав, опуская взгляд.
— По глазам вижу, боитесь, — настаивал замполит. — Кто еще боится, товарищи? Помалкивая, бойцы со смехом поглядывали на Бедового.