— С него все богатства собираем. Садище! Первый на Дунае! Во всех газетах пропечатали похвалы нашим яблокам и грушам, винограду и айве. И диплом на выставке в Москве выдали.
— А кто его посадил?
— Все. Старый и малый. И на мою долю штук двадцать саженцев приходится. А командовала твоя Мавра.
— Командовала?… Это с каких пор она в командиры выскочила?
— Люди вытолкали. Председателем колхоза избрали.
— А за какие заслуги?
— Ох, Дорофей, рассказывать мне про это и рассказывать!… С утра до вечера и с вечера до утра. Соловья баснями не кормят. Пойдем — накормлю, напою.
— Сиди, матунюшка! Рассказывай… За какие, говорю, заслуги Мавра в вожаках ходит?
— Работящая она. Головастая хозяйка. Вроде как пчелиной матки: одна за всех, а все за нее.
— Так!… Уродилась обыкновенной пчелой, а стала маткой. Как же это случилось?
— А я и сама, по правде сказать, не доглядела — как. Вон дерево — разве уследишь, как оно тянется к небу!…
Дорофей умолк, разглядывая стоящий под окном тополь. Ствол его уже толще корабельной мачты, серебристо-атласный. Гнездо аиста чернеет в зеленой листве. С вершины тополя виден, наверное, Дунай, протока, соседние острова, плавни, весь Лебяжий, с его садами, пасеками, дамбой.
— Когда дамбу насыпали? — спросил Дорофей.
— Давненько. Еще ребята в пятый класс бегали,
— А денег где раздобыли? В долги залезли?
— Никаких долгов. Дунайские морячки подсобили. Измаильские рабочие трактора прислали, да и сами работали. Такое творилось в то лето!… Чистый праздник. Народу — тьма-тьмущая. Машины днем и ночью гудели. Музыка. Песни.
— Мавра хороводила?
— Она… Перед ней теперь все глухие двери открываются. Депутат! Правительственные награды имеет — орден Ленина и Знамя это… Трудовое. — Домна Петровна засмеялась. — И всё наши яблочки, грушки и пчелки. За них вот и эту штуковину Москва прислала.
Домна Петровна сняла со стены «штуковину», бережно положила на колени сына.
Черная, дорогой резьбы рамка, тяжелое стекло, меловая бумага, золотые печатные буквы: «Диплом первой степени… Мавре Кузьминичне Глебовой… За высокие урожаи…» Подписи академиков, чеканные, как на сторублевках. Красные печати. Герб СССР. Эмблема Всесоюзной сельскохозяйственной выставки…
Дорофей повесил диплом на место, сел, отхлебнул из стакана водки.
— Ну, чем еще порадуешь?… Сыновья-то как поживают?
— Вчера убыли. Все лето были здесь: садовникам помогали, охотились в плавнях, рыбачили на протоках, камыш рубили.
— А куда уехали? Зачем?
— Каникулы кончились, вот и уехали. В Одессу. В институт. Студенты они.
— Студенты?… И Гордей и Аверьян?… Это как же?…
— А вот так… Всё как надо. Настоящие студенты. Стипендию получают. Славные ребятки. Инженерами станут. Тут, на Дунае, будут работать, дамбы и плотины насыпать.
— Отца-то хоть вспоминали?
— А как же!
— Добром или…
— Известно, что скажешь про родного отца, пропавшего без вести. Жалеют.
— Ну, а Мавра?
— И она. — Домна Петровна подсела к сыну, прижала ладонь к груди. — Печет страх? Не сомневайся.
— И рад бы не сомневаться, да не получается. Сижу вот в родном доме, а не верю: тут ли я? Эх, мама, если бы ты знала, под какими я жерновами побывал!
— Ничего, родной! Все забудется. Мы тебя с Маврой приголубим, выходим. Почему столько лет не подавал о себе весточки?
— Подавал. Из Турции, с Кипра, из Египта.
— Ни единого письма не получили.
— Застревали где-то. К рукам чужим прилипали.
Со двора донесся женский голос:
— Петровна!… Ау, Петровна, ты дома?
Дорофей испуганно метнулся в боковушку, прихлопнул за собой дверь.
— Тут я, чего кричишь зря! — Домна Петровна вышла во двор.
У плетня стояла соседка. Лада Черепанова. Лицо раскраснелось. Седые волосы растрепаны.
— Чего надо?
— Петровна, беда стряслась. Ванятка ногу распорол. Йод нужен, бинт. Не поскупись. Все наши запасы кончились.
Домна Петровна молча пошла в хату и вернулась с большой жестяной коробкой.
— Вот тебе целая аптека.
— Благодарствую!
Соседка исчезла. Домна Петровна проводила ее задумчивым взглядом. Добрая, счастливая доля у Лады. Тяжело шаркая босыми ногами, мать вошла в дом. Из боковушки вышел Дорофей. Губы его тряслись.
— Чего людей боишься, сынок? С открытой душой пришел к ним — и боишься!…
— А как же не бояться, когда я от собственной тени шарахаюсь. — Он покосился на диплом. — Значит, по первостепенной дороге шагает Мавра?… Орденоносец! Председательша!… Краса и гордость Лебяжьего. Сынов в инженеры выводит! И даже неграмотную свекруху возвысила. — Дорофей насмешливо посмотрел на мать. — Какая у тебя должность в колхозе? Агитаторская? Или в парторги вышла?