Вскочив, он бился в напрасных усилиях, когда жестокий удар по голове ошеломил его и, запутанного в ловко брошенной рыболовной сети, сбросил на дно баржи.
Когда Сергей Ладко вышел из полуоцепенения, сеть уже сняли. Зато связали крепкой веревкой, и он не мог пошевельнуться; затычка во рту не позволяла крикнуть, непроницаемая повязка закрывала глаза. Первым чувством Сергея Ладко, когда к нему вернулось сознание, было непередаваемое изумление. Что с ним произошло? Что означало это необъяснимое нападение и что с ним хотят сделать? В одном он был, по крайней мере, уверен: если бы его собирались убить, это уже сделали бы. Раз он еще в этом мире, значит, на его жизнь не покушаются, и нападающие, кто бы они ни были, только хотели завладеть его особой.
Но зачем, с какой целью?
Ответить на вопрос было нелегко. Грабители? Они не стали бы трудиться и так старательно упаковывать жертву, когда удар ножа был бы быстрее и вернее. Впрочем, какие это жалкие, должно быть, грабители, если их привлекло имущество на бедной барже!
Мщение? Это еще более невозможно. У Илиа Бруша не было врагов. Единственные враги Ладко, турки, не могли подозревать, что болгарский патриот скрывается под именем рыболова, а если бы даже узнали об этом, не такой он был важной персоной, чтобы они рискнули на это насилие так далеко от границы, в центре Австрийской империи. Кроме того, турки умертвили бы его с большей вероятностью, чем простые разбойники.
Убедившись, что пока тайна неразрешима, Сергей Ладко, как человек дела, перестал об этом раздумывать и решил наблюдать за событиями и искать средства возвратить свободу, если только будет возможно.
Его положение не способствовало наблюдениям. Крепко обмотанный веревкой, он совсем не мог двигаться, а повязка закрывала глаза так плотно, что он не мог бы отличить дня от ночи. Весь уйдя в слух, он убедился, что лежит на дне судна — своего, без сомнения,— и что баржа быстро движется усилиями крепких рук. Он явственно слышал скрип весел в уключинах и плеск воды о борта.
Куда направлялась баржа? Такова была вторая задача, которую Сергей разрешил довольно легко. В момент нападения неизвестных солнце еще не удалилось от меридиана. Ладко без труда заключил, что половина его туловища находится в тени от борта лодки и что баржа плывет с востока на запад, следуя, таким образом, по течению, как и в то время, когда она повиновалась законному владельцу.
Те, кто держал его в своей власти, не обменялись ни словом. Молчаливое плавание продолжалось часа полтора, когда солнечные лучи упали на лицо Сергея, и он понял, что повернули к югу. Лоцман не удивился. Превосходное знание малейших извилин реки дало ему понять, что они плывут мимо горы Пилиш. Вероятно, скоро они направятся на восток, потом на север до того места, откуда Дунай начинает спускаться на Балканский полуостров.
Эти предвидения оправдались только частично. В момент, когда Сергей Ладко рассчитывал, что они достигли середины бухты Пилиш, шум весел внезапно прекратился. Баржа поплыла по течению, раздался резкий голос.
— Примите крюк,— приказал один из находившихся в лодке.
Почти тотчас послышался удар, затем скрип борта о твердую поверхность, а после Сергея Ладко подняли и стали передавать из рук в руки.
Очевидно, баржа причалила к большому судну, на его борт пленника грузили словно тюк. Ладко напрасно напрягал слух, чтобы уловить хоть какие-нибудь слова. Тюремщики обнаруживали себя только прикосновением грубых рук и прерывистым дыханием. Связанного Сергея Ладко дергали туда и сюда, но не лишили возможности соображать. Его сначала подняли, потом спустили по лестнице, ступеньки ее он пересчитал поясницей. По ударам и толчкам он понял, что его протащили сквозь узкое отверстие; наконец, освободив от кляпа во рту и повязки на глазах, его сбросили, как узел, и над ним, глухо стукнув, захлопнулась крышка люка.
Прошло много времени, прежде чем Сергей Ладко, оглушенный падением, пришел в себя. Он понял, что его положение не улучшилось, хотя к нему вернулись речь и слух. Если вынули затычку изо рта, это означало, что его криков все равно никто не услышит, и удаление повязки с глаз тоже не принесло пользы. Вокруг была темнота. И какая! Это не была темнота погреба, где глаз все же может различить смутный свет; это была тьма полная, абсолютная, какая бывает только в могиле. Да еще в трюме судна, где и находился Ладко.
Сколько часов прошло таким образом? Сергей думал, что наступила уже полночь, когда до него донесся шум, приглушенный расстоянием. Где-то бегали, топали ногами. Потом шум приблизился. Прямо над его головой волочили тяжелые тюки, и от грузчиков его отделяла всего лишь толщина одной доски.