Судя по особо почтительному отношению к ним, посетители принадлежали к людям высокого круга, возможно даже это была путешествующая княжеская чета, при ней директор играл роль чичероне[43].
— Сейчас занимает эту камеру,— объяснил он гостям,— не кто иной, как знаменитый Ладко, атаман дунайской банды, имя его, конечно, дошло и до вас.
Молодая женщина пугливо взглянула на знаменитого злодея. Но он совсем не внушал ужаса, этот прославленный преступник. Невозможно было представить себе атамана бандитов такой легендарной жестокости в облике исхудалого, изможденного, бледного человека, чьи глаза выражали отчаяние и глубокую тоску.
— Правда, он упорно настаивал на своей невиновности,— беспристрастно добавил директор,— но мы привыкли к таким песням.
Потом он указал посетителям на порядок и превосходную чистоту в келье. В пылу рассуждений он даже переступил порог и приготовился прислониться к окну, чтобы стать лицом к слушателям в позе лектора.
Сергей Ладко замер. Того не подозревая, директор слегка прикоснулся к тому месту, где работал узник, и каменная пыль начала сыпаться тонкой струйкой. Другим движением он тронул затычку из хлеба, она вывалилась из камня и упала на пол. Обнаженная оконечность прута ясно показалась в глубине ячейки.
Заметил ли это кто-нибудь? Да! Пока высокий гость и директор рассматривали жалкий стол, будто какую-то достопримечательность, а тюремщик почтительно отвернулся и глядел в глубину коридора, посетительница устремила взор на углубление, выдолбленное в стене, и выражение ее лица показало, что она поняла его значение.
Она собирается заговорить… одним сказанным словом разрушить столько трудов… Сергей Ладко ждал и чувствовал, что силы по капелькам уходят от него.
Немного побледнев, молодая женщина подняла глаза на узника. Увидела ли она слезы, готовые скатиться из-под век? Уловила ли его молчаливую мольбу? Поняла ли весь ужас его отчаяния?
Прошло десять трагических секунд, и женщина внезапно повернулась, испустив крик боли. Ее спутники кинулись к ней. Что случилось? Ничего серьезного, объяснила она дрожащим голосом, пытаясь улыбнуться. Просто она глупо подвернула себе ногу, вот и все.
Пока Сергей Ладко незаметно переместился к предательски обнаженному пруту, муж, директор и тюремщик суетились. Двое первых вышли, поддерживая мнимо пострадавшую; третий поспешил задвинуть засов. Ладко остался один.
Какой порыв благодарности к пожалевшему его нежному созданию переполнил грудь Сергея Ладко! Он спасен благодаря ей. Он обязан ей жизнью, больше чем жизнью — свободой.
Обессиленный, он упал на кровать. Волнение было слишком жестоким. Он враз ослабел под этим ударом судьбы.
День завершился без дальнейших происшествий, и наконец на городской башне пробило девять. Ночь выдалась самая подходящая. Густые тучи покрывали небо, усиливали темноту.
Отдаленный шум в коридоре возвестил о приближении обхода. Стража остановилась перед дверью. Тюремщик заглянул в глазок и, удовлетворенный, удалился. Заключенный спал, укрывшись одеялом до подбородка. Обход удалился, шум шагов затих.
Момент действовать настал.
Сергей Ладко тотчас вскочил с постели и сложил под одеялом матрац так, чтобы в полумраке камеры он походил на спящего человека. Затем взял веревку и, снова выскользнув за решетку, взобрался, как и в прошлый раз, на верхний край деревянного колпака.
Карнизы, украшавшие здание, располагались на уровне пола каждого этажа; значит, предстояло спуститься на четыре метра. Закинув веревку за один из прутьев и держась за нее, беглец очутился на выступе.
Опираясь спиной о стенку, он держался левой рукой за веревку и отдыхал.
Беглец благоразумно принудил себя к крайней медлительности; ему удалось перехватить веревку правой рукой, а левой он ощупывал стену; нащупал крюк, вделанный в стену.
Зацепившись за него пальцами, Сергей Ладко притянул к себе один из концов веревки, та с валилась ему на плечи. Теперь, если бы даже беглец и захотел, он не смог бы вернуться в камеру. Путь назад был отрезан.
Сергей рискнул повернуть голову к стержню громоотвода, в нем рассчитывал он найти поддержку при спуске. Каков же был его ужас, когда он увидел, что более двух метров отделяло стержень от него!