Когда наступила ночь, он приблизился к болгарскому берегу. В полной темноте он причалил немного ниже последних домов города.
Всем существом стремясь к заветной цели, Сергей Ладко действовал четко и точно. Слепой ко всему окружающему, он не заметил, как его компаньон исчез в каюте, когда якорь был поднят на борт. Внешний мир потерял для Сергея всякую реальность. Для него существовала единственная мечта. И этой мечтой был весь освещенный солнцем, несмотря на тьму ночи, его дом, и в этом доме Натча!… Кроме Натчи, для него ничего не было под небом.
Как только нос суденышка коснулся берега, он спрыгнул на землю, закрепил баржу и удалился быстрыми шагами.
Карл Драгош вышел из каюты следом. Он не терял времени. Кто мог бы узнать энергичного и подтянутого полицейского в этом увальне с тяжелой поступью, превосходно изображавшем венгерского крестьянина.
Сыщик, в свою очередь, сошел на берег и, следуя за лоцманом, снова отправился на охоту.
Глава XVI
ОПУСТЕВШИЙ ДОМ
Через пять минут Сергей Ладко и следом за ним Карл Драгош очутились около домов. В Рущуке в ту пору, несмотря на его торговое значение, не существовало уличного освещения, и при всем желании трудно было составить понятие о городе, беспорядочно разбросанном по берегу Дуная. Близ пристани теснились ветхие строения, служившие складами или кабачками. Ладко и Драгош на все это не обращали внимания. Первый шел быстрым шагом, смотря прямо перед собой, как будто его привлекала цель, сверкающая во тьме. А второй старался не отставать от лоцмана и потому не сразу заметил двух людей, появившихся из улочки, мимо которой он проходил.
Когда эти двое оказались на дороге, ведущей к Дунаю, они разделились. Один пошел направо, вниз по реке.
— До свидания,— сказал он по-болгарски.
— До свидания,— отвечал другой и, повернув налево, двинулся в сторону Карла Драгоша.
При звуке этого голоса сыщик вздрогнул. Секунду он колебался, замедлив шаг, потом, оставив преследование лоцмана, круто повернулся.
Значительная совокупность природных и благоприобретенных способностей необходима сыщику, питающему честолюбивую мечту не застрять на нижних ступеньках служебной лестницы. Но наиболее драгоценны из многих качеств, которыми он должен владеть,— превосходная зрительная и слуховая память.
Карл Драгош владел этими преимуществами в высокой степени. Через месяцы и годы он узнавал с первого взгляда однажды увиденное лицо и услышанный голос.
Сейчас прозвучал как раз один из тех голосов, которые Драгош слышал, и не так давно, чтобы ошибиться. Этот голос донесся до его слуха на поляне, у подножия горы Пилиш, и он станет той путеводной нитью, какую сыщик столь долго искал. Как бы ни казались убедительными, изощренными умозаключения, относившиеся к компаньону по путешествию, это все-таки были только гипотезы. Напротив, голос принес ему наконец уверенность. Колебаться между вероятностью и уверенностью было невозможно, и вот почему сыщик оставил Ладко и устремился за новой добычей.
— Добрый вечер, Титча,— сказал по-немецки Карл Драгош, когда человек приблизился к нему.
Тот остановился, стараясь рассмотреть его в темноте.
— Кто это? — спросил он.
— Я,— ответил Драгош.
— Да кто ты?
— Макс Рейнольд.
— Не знаю такого.
— Но я вас знаю, раз назвал по имени.
— Это верно,— согласился Титча.— Видно, у вас хорошие глаза, приятель?
— Они в самом деле превосходны!
Разговор на мгновение прервался.
— Чего вы от меня хотите? — спросил Титча.
— Говорить с вами,— объявил Драгош.— С вами или с другим. Я только для этого в Рущуке.
— Значит, вы нездешний?
— Нет, я приехал сегодня.
— Хорошенькое время выбрали,— насмешливо заметил Титча, очевидно намекая на анархию, царившую в Болгарии[44].
Драгош, сделав равнодушный жест, добавил:
— Я из Грона.
Титча молчал.
— Вы не знаете Грона? — настаивал Драгош.
— Нет.
— Это удивительно, ведь вы были так близко от него.
— Близко? — повторил Титча.— Откуда вы взяли, что я был близко от Грона?
— Черт возьми! — смеясь воскликнул Карл Драгош.— Да ведь недалеко оттуда находится вилла Хагенау.
Титча задрожал. Он попробовал отделаться смелым отрицанием.
— Вилла Хагенау? — пробормотал он, стараясь попасть в насмешливый тон.— Странный разговор, приятель! Я не знаю такой.
44
Сцена относится к 10 октября 1875 года, когда после подавления Апрельского восстания Болгария жила в обстановке острого социального напряжения.